Мои раны саднило, подсыхающие царапины чесались, мышцы, отходя от напряжения прошлой ночи, зудели и ныли. Я понимала, что нужно встать и выпить таблетку аспирина, но пачка осталась внизу, на кухне. За ней нужно идти в такую даль, а мне так не хотелось двигаться!
В постели было так тепло, уютно, а в комнате очень холодно.
И я тихо лежала, глядя на скошенный потолок мансарды. Спустя короткое время за окном появилось бледное белое сияние. Вначале приглушенное, оно быстро разгоралось, превращаясь в яркую вспышку. Это была призрак-лампа на углу улицы. Каждые три с половиной минуты она пронзала ночь своими ослепительными лучами – вспышка длилась тридцать секунд, после чего весь цикл повторялся. Официально считалось, что такие уличные светильники должны отгонять Гостей, делая ночные улицы безопасными. На деле, поскольку призраки крайне редко бродят по дорогам, призрак-лампы просто должны были убедить простых горожан, что правительство помнит о них. И заботится.
Если так, то власти своего добились. С призрак-лампами люди действительно стали чувствовать себя пусть немного, но спокойнее. Правда, когда призрак-лампа выключается, окружающая ночь кажется еще темнее.
Пока призрак-лампа горела, я успела окинуть взглядом свою маленькую комнату – потолочные балки, темные железные полосы вокруг оконной рамы, хлипкий шкаф – настолько неглубокий, что вешалки в нем могли располагаться только под углом. К тому же этот детский шкафчик был очень тесным, поэтому все закончилось тем, что я стала складывать свою повседневную одежду просто на стул возле двери. Эту кучу тряпок я тоже успела заметить краем глаза и подумала, что она стала уж очень велика. Завтра утром нужно будет ее разобрать.
Завтра… Локвуд, конечно, не теряет бодрости духа, однако не так-то много этих «завтра» у нас осталось. Четыре недели… Четыре недели на то, чтобы найти невероятную сумму денег… А ведь это я настояла тогда, чтобы мы остались продолжать расследование после того первого нападения девушки-призрака.
Это я вынудила нас вновь встретиться с ней лицом к лицу, хотя было так легко собрать свои вещи и уйти.
Моя вина. Я приняла неверное решение, как тогда, на мельнице Уизбурн Милл. В тот раз я не прислушалась к своей интуиции. А теперь я к ней прислушалась – и снова ошиблась. Так или иначе, в обоих случаях результат оказался одинаковым – я все испортила, и это привело к катастрофе.
Призрак-лампа на углу улицы выключилась, и в комнате снова стало темно. Я по-прежнему не двигалась. Надеялась, что уговорю себя снова заснуть. Кого я хотела одурачить – саму себя? Я была слишком больна, я совершенно проснулась, и меня мучило чувство вины. А еще было ужасно холодно. Нет, все-таки стоит сходить вниз, в сушилку, и взять там еще одно одеяло.
Слишком холодно…
Мое сердце дрогнуло и дало сбой.
Было действительно слишком холодно.
Холодно и сыро, как в погребе, а не в жилой комнате, хотя бы и в середине ноября. Этот холод был таким, когда ты спишь, а твое дыхание вырывается у тебя изо рта облачком пара. Это был такой холод, от которого на внутренней стороне твоего окна появляется ледяная паутина инея. От этого холода немели руки и ноги, он сковывал мысли, наждаком обдирал легкие. И был очень-очень хорошо мне знаком.
Я широко открыла глаза.
Темнота. Я видела тонкий контур слухового окна и сквозь него – подкрашенную оранжевым светом лондонскую ночь.
Я вслушалась, но услышала лишь шум крови в ушах. Сердце билось так бешено, что, казалось, от этого сейчас начнет подпрыгивать лежащее на мне стеганое одеяло. Все мои мышцы напряглись, все чувства обострились до предела. Я ощущала каждый предмет, который касался моей кожи, – легкую ткань ночной рубашки, гладкую теплую поверхность простыни, каждый наклеенный на мои раны пластырь. Моя лежащая на подушке рука непроизвольно дернулась, ладони вспотели.
Я ничего не видела, ничего не слышала – но знала.
Я в комнате не одна.
Не успевшая замерзнуть часть моего сознания кричала, требовала, чтобы я начала действовать. Нужно откинуть тяжелое одеяло, подняться на ноги. Что мне делать потом, я еще не знала, но все равно это было лучше, чем беспомощно лежать здесь, стиснув от страха зубы.
Просто надо подняться. Рывком открыть дверь. Броситься вниз по лестнице… Делай же что-нибудь, Люси!
Я ждала. Ждала, когда загорится призрак-лампа.
Какими бесконечно долгими могут иногда показаться три минуты!
Там, на углу улицы, щелкнул спрятанный внутри стоящей возле зеленной лавки призрак-лампы переключатель. За большими круглыми линзами начали разгораться магниевые лампы, заливая все вокруг своим ослепительным белым светом. Высоко над моей головой осветилось окно мансарды.
Я стрельнула глазами в сторону двери.
Да. Там. Стул и куча одежды. Они образовали черное бесформенное пятно, но оно было больше, чем обычно, намного выше, чем должно было быть. Если бы я собрала всю одежду, которую износила за свою жизнь, и положила ее поверх своих юбок и джемперов, накрытых брошенными на них носками, все равно не получилось бы той высокой тонкой призрачной фигуры, что стояла сейчас в темном месте возле двери.
Призрак не двигался. Да и не должен был. Я смотрела на него тридцать секунд, застыв в постели. Я и в самом деле застыла. Призрачный захват был выполнен так тонко, так хитро, что до этой самой минуты я вовсе не ощущала его.
Свет на улице погас.
Я прикусила губу, чтобы заставить себя собраться и прогнать из головы мысли о безнадежности моего положения. Затем напряглась и, сделав над собой невероятное усилие, скинула одеяло, перевернулась набок и скатилась на пол.
Я лежала тихо и совершенно неподвижно.
Все мышцы сводило от боли, от резкого рывка разошлась часть наложенных в больнице швов. Но теперь между мной и стоявшей у двери тварью оказалась кровать, и это было очень хорошо. На большее для начала я и надеяться не могла.
Я прижалась к ковру, положив голову на ладони. Ледяной воздух кусал мои голые ноги. Я заметила, что ковер покрыт слабо светящейся дымкой – тонкой, белой. Это был призрачный туман – побочный продукт, образующийся в ходе манифестации.
Я закрыла глаза, заставила себя успокоиться, включила свои уши и стала слушать.
Но то, что так легко сделать, когда ты полностью одета, снаряжена и в твоей руке поблескивает рапира, становится куда более трудной задачей, если ты лежишь, распластавшись на холодном полу в одной ночнушке. Одно дело – когда ты входишь в чужой зараженный призраками дом, чтобы сделать свою работу агента, и совсем иное – когда ты сталкиваешься со смертельно опасным Гостем, стоящим в метре или двух от тебя в твоей собственной спальне. Одним словом, как я ни старалась, никаких сверхъестественных звуков не услышала – только стук собственного сердца и свое дыхание.
Как, черт побери, ему удалось проникнуть сюда? Окно защищено железом. И вообще – как он сумел так высоко забраться, этот призрак?
