— Я разбужу Вас, — вызвался было Кави, но Немец постучал по стеклу своих замечательных наручных часов.
— Ложись спать. Завтра… сегодня днём большое веселье в лагере намечается.
Человек поворочался и, не дождавшись вопроса, пояснил:
— У Адинама все признаки пневмонии.
— Не думаю, чтоб это составило для нас теперь хоть какую-нито проблему, — пожал плечами Кави.
— И Великой Чумы, — закончил Немец.
— О…
— Так что ложись, — повторил сударь капитан, поочерёдно прихватывая пальцами боковые поверхности часов и вглядываясь в маленькое стекло. Человек перехватил взгляд эльфа и добавил успокаивающе:
— А часы — подарю. Обещал же.
Часть III. Сельская честь
Глава 13. Кабалевский
«Коробочку» вытягивали конями. Тяжёлые мосластые битюги, хрипя и надрывая могучие покатые спины, выволакивали машину к западному берегу — ближе к лагерю и столице. Ни сильного течения, ни глубокого ила в месте брода не наблюдалось, но дело всё равно шло туго. Ящики с медикаментами разгрузили солдаты, вручную — но весу-то в тех таблетках… а БТР сам по себе — пятнадцать тонн.
Лошадок было жаль, но демонстрировать самобеглые возможности техники Немцу вусмерть не хотелось. Не то чтоб из каких-то конкретных опасений… бывший капитан спецназа ГРУ, вдобавок семь лет проживший на нелегале, просто привык тихариться. Скрывать личность, перемещения, мысли, чувства, намерения; тем более — наличие и характеристики вооружения. Никогда не знаешь, как «сыграет» информация. Любое вскользь брошенное слово способно перевернуть мир — пусть только твой, личный, который ты полагал таким надёжным, уютным и безопасным.
Слово там, слово здесь — и покатились камушки с горы, на ходу обрастая неприятностями. Несложные ведь правила: если новый знакомец сходу начинает рассуждать о смене власти — провокатор, к гадалке не ходи. Никогда ни в чём не признавайся, не соглашайся даже с самыми доброжелательными обвинениями даже в самых ничтожных проступках: сейчас в каждый сотовый встроен диктофон, а в каждого яростного оппозиционера — пламенный стукач-охранитель.
Правила эти, конечно, ни от чего не гарантируют — но вероятность-то проблем снижают. А раз снижают — соблюдай, пехота. Ну, и спецура — не брезгуй.
Сейчас капитан сожалел и о том, что так по-удалому выстрелил из пушки. Нет, эффектно, конечно, вышло. Но по сравнению с тем же «калашом» — ничего принципиально нового. «Могём!» — ну могём, дальше-то что.
Конечно, новые возможности… как ни крути — обретённое почти бессмертие пьянило. Терминатор: производство немецкое, сборка отечественная. Пробег… ну, пробегал, дело житейское.
Что, капитан, натерпелся? Натерпелся — там?
Немец привычным жестом коснулся подбородка.
Нет. Не смей вдруг начать себя жалеть.
Там ли, здесь… любой мир устроен по одним и тем же законам. Не потому, что законы эти хороши, а потому что других не существует. Различие лишь в том, как люди используют эти законы, как собирают свой мир — пусть из одинаковых элементарных кирпичиков.
На берегу ругались солдаты — под колёсами БТР крошились клинья из обожжённой глины. Взмокшие возницы нахлёстывали битюгов. С настолько тяжёлыми телегами Варта обращаться явно пока не научилась.
— Дерево! — крикнул капитан, привставая в стременах и указывая рукой в сторону рощицы ниже по течению. — Нарубите брусьев!
— Да, сударь капитан! — донеслось сразу несколько голосов. Гвардеец, руководящий спасением «коробочки», принялся раздавать указания. Солдаты, нещадно призывая суров, искали топоры.
Капитан улыбнулся, снова опускаясь в седло. Никакого формального статуса в Варте он по-прежнему не приобрёл, зато вот как-то умудрился приобрести власть неформальную. Здесь, конечно, капитан — звание высокое. Но не настолько, чтобы солдаты, — и даже гвардейцы, — начали безропотно подчиняться любому прохожему, вздумавшему объявить себя носителем этого звания.
Да, Варта приняла его хорошо… а в лице Адинама — так и слишком. Но на службе у короны капитан всё-таки не состоял.
Откуда ж оно на самом-то деле рождается — это самое «право отдавать приказы»?..
Надо побриться, подумал Немец. Несолидно.
Да и скоро опять на ту сторону. Зажиточных монгольских бизнесменов всегда отличала страсть к бритью, а, капитан?
Он потянул поводья, разворачивая коня.
С пригорка к берегу, очевидно торопясь, спускалось трое всадников. Первым на рысях шёл Содара — не признать алый плюмаж и богатые доспехи принца было невозможно.
Ага, подумал капитан. Раз наследник сам приехал — значит, симптомы-то проявились даже быстрее, чем можно было предположить.
С одной стороны — нехорошо, конечно.
Он слегка ударил шпорами, выдвигаясь навстречу. Всадники, приветствуя друг друга, сошлись над обрывом. Лорд-Хранитель бросил быстрый взгляд на реку, но тут же повернулся к капитану.
— Его Величество? — уверенно спросил Немец.
Содара отрывисто кивнул, не сводя с него глаз. Капитан чуть мотнул головой, указывая на гвардейцев. Принц поморщился и, не оборачиваясь, отмахнул рукой за спину. Жалобно скрипнули пластины доспеха.
— Мы не сможем долго скрывать болезнь императора, — сказал капитан, дождавшись, пока охрана наследника отгарцует подальше.
— Да, — непривычно кратко ответил Содара. — Мы должны исцелить Его Величество до того, как…
«Мы», насмешливо подумал Немец.
Ну, по крайней мере, парень-то искренно взволнован. Не похоже, что торопится на папино место.
— Кроме того, несвоевременная болезнь Его Величества может осложнить отношения с сопредельными государствами.
Армия вымотана северным походом, перевёл капитан. Резервы истощены, запасы подъедены, в районе эпидемия… ящур.
А соседи не спят, правильно.
— Я привёз книги по эпидемиологии… по борьбе с поветриями, — сказал он вслух.
— И?
— Никто из местных не может их прочесть.
— Ты прекрасно владеешь вагну. Ты мог бы перевести свои свитки… пусть только самое важное, то, что поможет нам…
— Я не врач, — покачал головой капитан, — я не могу отличить важное от неважного. Можно было бы пояснить отдельные моменты. Но не науку, изложенную в этих книгах. Они рассчитаны на совсем иной уровень технологии. И другой уровень общества.
— Мы кажемся тебе дикарями? — вскинул исцарапанный подбородок Содара.
— Нет, — сказал капитан, ничего не поясняя.
Он предпочитал не обращать внимания на справедливые обидки всяких сопляков, даже принцев.
Впрочем, сопляк сопляку рознь: Содара понял его верно и прикусил язык.
