— Почему твой отец не вмешался? — задала я самый главный сейчас для себя вопрос.
Ведь я танцевала для Ваула! Для него одного! А он…
Лицо Каста приобрело страдальческое выражение.
— Почему? — повторила я требовательно.
— Потому что Ваул знает, что я в состоянии сам о тебе позаботиться.
— Ты? Почему ты? — Теперь я совсем ничего не понимала.
Кажется, Каст ждал другой реакции. Он закатил глаза, а голос стал жестким, и в нем зазвучало раздражение:
— Ладно, давай считать, что Ваул не хотел ссориться с женой, а я был поблизости и… — И все-таки Каст не выдержал. — Гхарн, Дашка! Что за допрос?! И вообще, ты не о том думаешь!
— А о чем мне думать? — растерянно огрызнулась я.
Злость на лице Каста отступила, а на губах появилась коварная улыбка.
— О том, что теперь ты мне точно должна, Дашка. И я требую…
Что он хочет потребовать, стало ясно без слов. Каст потянулся к моим губам, а я…
Нет, конечно, это произошло не специально, но по факту, я повела себя как истинная леди, угодившая в объятия наглого соблазнителя.
Я уплыла в обморок.
Эпилог
Очнулась я от резкого, ужасно неприятного запаха, ударившего в нос и, вздрогнув всем телом, распахнула глаза. Сердце испуганно застучало.
Страшно было в первую очередь от четкого понимания собственной беспомощности: не смогла, потеряла контроль над тем, что всегда должно подчиняться — над своим разумом. Ну и над телом заодно.
— Тш-ш, спокойно. Все хорошо, — произнес рядом кто-то. Голос принадлежал мужчине.
Я вздрогнула опять. Дернулась, попыталась сесть, но меня удержали. И только теперь я увидела, что рядом находится куратор.
Лорд Глун был серьезен и сосредоточен. Никаких ухмылок, никаких ядовитых ноток в голосе, никакого пренебрежения.
— Тихо, Даша, — ровно произнес он. — Не бойся. Никто тебя не обидит.
Только теперь я осознала, что лежу не на полу, а на чем-то мягком. И что нахожусь не в храмовом зале, а в одном из служебных помещений. Келья была отдаленно похожа на ту, в которой меня переодевали и красили. Видимо, после того, как я упала в обморок, меня перенесли на верхний этаж в одну из многочисленных комнат.
— Что… — начала было я, но замолчала.
Все случившееся я помнила вплоть до самых мелких деталей.
— Молчи. — Глун не требовал, а просил, как доктор просит больного. — Сейчас полежишь, придешь в себя, и мы пойдем в академию.
Мы? В академию?
— А… — начала и снова не смогла договорить.
Слова и вопросы застревали в горле. Меня вообще охватило какое-то странное чувство: вроде бы и ясно все, но поговорить-то надо. Я же только что из обморока! Первого в жизни. И как себя вести в этой ситуации? И… почему я тут? И почему со мной Глун?
Куратор подарил мимолетную улыбку и отвернулся, чтобы подхватить с маленького столика стакан, наполненный розоватой жидкостью. А я с трудом приподнялась на подушке, потому что лежать беспомощной тушкой, да еще при Глуне, не хотелось.
— Выпей, — сказал куратор.
Он даже не попробовал передать мне питье. Просто придержал за плечи и поднес стакан к моим губам.
— Что? — попыталась слабо воспротивиться я.
А как иначе? Я же вижу — это точно не вода. Может, меня теперь добить хотят? Отравить во славу жены Ваула. Тем более что Ваул, как показала практика, за меня больше не вступится. Богу Огня, видимо, одного раза хватило. Лимит исчерпан.
— Лекарство, Даш, — явно угадав ход моих мыслей, ответил фон Глун. — Наш вариант успокоительного.
Не знаю почему, но я поверила. Правда, попыталась забрать стакан, но не смогла: слишком тряслись руки.
— Сейчас не время проявлять самостоятельность, — укорил брюнет. Удивительно, но говорил он по-прежнему нормальным тоном. Даже тени издевки не было.
Наверное, именно поэтому, отпив из поднесенного к моим губам стакана, я решилась спросить:
— Лорд Глун, а почему вы?
Мой корявый вопрос был понят совершенно верно.
— Ну а кто еще? Я же твой куратор.
У-у! То есть мне следовало оказаться на грани смерти и грохнуться в обморок, чтобы Глун наконец-то вспомнил о своих прямых обязанностях? Интере-есно… А, может, меня по этому случаю и домой отпустят, а?
— Даша, допей, пожалуйста.
Я подчинилась. Безропотно позволила Глуну влить в меня остатки розоватой жидкости, а потом, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло, вновь облокотилась на подушки. Куратор же отставил опустевший стакан на столик, скользнул по мне задумчивым взглядом и принялся расшнуровывать ворот своей рубахи.
Так. Подождите. Это еще что такое? По какому поводу стриптиз?
Заметив мое изумление, Глун тихо рассмеялся.
— Даже не надейся, Даша, — с неуместно-лукавой улыбкой сообщил он. А потом, уже серьезно, без подколок. — На одежду свою посмотри.
И я посмотрела. Вот лучше бы этого не делала, честное слово!
Церемониальная туника и раньше, в виду прозрачности, мало что скрывала, а теперь и вовсе в подпаленную, местами откровенно прожженную тряпку превратилась.
В общем, я тут тоже стриптиз, как оказалось, показывала. И если учесть, что бюстика под туникой изначально не предполагалось… Черт!
Я машинально прикрыла грудь одной рукой — ну, насколько смогла, и в панике принялась ощупывать голову.
Уф! Слава богу, не лысая. И ожогов, к великой радости, тоже, кажется, нет. По крайней мере, боли нигде не чувствуется.
Куратор, тем временем, снял с себя рубаху и протянул мне. Я вредничать не стала — взяла одежду и, сгорая уже исключительно от смущения, попросила:
— Отвернитесь, пожалуйста.
Фон Глун тихо фыркнул.
Нет, ну понятно, что он тут уже все видел и ему вообще неинтересно, потому что я — иномирянка. Но все же!
Он мое смятение понял. Поднялся на ноги и демонстративно повернулся спиной. Комната сразу такой маленькой, такой тесной стала.
И хотя в этот момент мне было откровенно не до Глуна и уж тем более не до рельефов его торса, но я все-таки по инерции глянула и… застыла в оцепенении. Просто когда куратор поворачивался, я заметила на его боку тонкий шрам. Точь-в-точь такой же, как в моем сне.
На мгновение мне стало нехорошо, а дыхание перехватило. Что это еще за шутки? Что за игры подсознания? Или у меня просто глюки? Или…
— Ты все? — спросил Глун.
Я вздрогнула и дрожащими руками кое-как натянула на себя рубашку. Вот только почувствовала, как предательски запылали щеки, а память заботливо подсунула картинку из того сна. Глун и я, на алых простынях, а губы мужчины жадно, настойчиво…
