«Мам, ну не расстраивайся. Вы помиритесь…» — протянул детский голосок.
— Да я не расстраиваюсь, — ответила, всхлипнув.
Кот, который все еще был в комнате, покрутил пальцем у виска и вышел следом за Алексом. Так я осталась одна или, точнее, не совсем одна…
Полежав немного в тишине, решила все-таки разобраться с голосом, раз мне была предоставлена такая возможность.
— Голос в голове, отзовись! — сказала я, не зная, как начать разговор.
«Она еще и обзывается!» — обиженно засопело нечто мне в ответ.
— Прости, но я себя вообще сумасшедшей считаю… — протянула, не желая обижать обладателя голоса. Все-таки не каждый день с тобой кто-то невидимый разговаривает.
«Ну ладно, не расстраивайся ты так! Ребенок я твой! Разве непонятно?!» — ободряюще отозвался все тот же голос.
— А как ты можешь говорить со мной? Обычно же младенцы молчат… — пребывая в шоке, прошептала я.
«Так это же обычные младенцы. А тут такая наследственность!» — гордо ответил малыш.
— Кстати, это же ты менял цвет моего платья? И всего остального?
«Я! — не без гордости ответил он. — Надо же было как-то привлекать к себе внимание. А потом становилось все увлекательнее и увлекательнее, вот я не удержался и заговорил», — послышался тихий смех.
— А тебя еще кто-то слышать может? — поинтересовалась я. Да уж, чем дальше в лес, тем толще лекари. Хотя в словах ребенка имелось рациональное звено — я не слышала, чтобы у кого-то столь сильного, как Алекс, рождались наследники, а значит, и утверждать, что ребенок не может говорить в утробе, нельзя.
«Нет, только ты, — вздохнул ребенок, — я с Кузей пробовал поговорить, но он не отозвался. И папа тоже», — наверное, действительно скучно сидеть там, в животе.
— Ладно, с этим разобрались. А то, что секира демона отлетела, это твоих рук дело? — спросила, вспомнив недавний инцидент. Все же, если он может менять цвет платья, то, вероятно, и на предметы тоже может воздействовать.
«Нет, я тогда спал, наверное. Ну вот! Опять самое интересное пропустил…» — обиженно засопел ребенок. Мое воображение нарисовало картину, как малыш хмурит бровки и смешно надувает нижнюю губу.
— Не беспокойся — ничего интересного ты не пропустил. Твой папа всего лишь дрался с демонами, — сказала я, пожав плечами и попытавшись успокоить грядущее прибавление.
«И я такое пропустил?! Вот блин!» — расстроенно выкрикнул ребенок.
— Это что за словечки?!
«Прости, маменька, что услышал, то и повторяю», — ехидно ответили мне. И в кого он такой…
— И в кого ты такой… — озвучила свою мысль.
«Ты действительно хочешь знать?» — все так же ехидно осведомился голосок.
— Нет, догадываюсь! Ой, скоро Алекс придет. Давай пока не будем рассказывать про тебя папе? — попросила я малыша.
«Мама, ты предлагаешь врать? Но ведь врать — это плохо», — удивленно осведомился ребенок.
— Мы не будем врать, мы будем недоговаривать. Хорошо? — как можно мягче попросила я малыша, положив руку на живот.
Немного потренировавшись, научилась общаться с ребенком мысленно. Вскоре дите замолчало, а я принялась обдумывать, что у него еще можно спросить.
Черт! Я ведь даже его пол не узнала! И какая я мать после такого? Надо будет спросить и имя ему придумать. Додумать список вопросов к малышу мне не дали — вернулся Алекс.
ГЛАВА 36
Александр
Тихо скрипнула дверь, выпуская меня из душного домика. Наверное, стоило открыть окно, но нет. Позже. Слишком сложно находиться рядом с женой, когда голова и сердце еще помнят ее предательство. Черт! Уже начинаю думать, что, не увидь я тех поцелуев, вовсе предпочел бы быть обманутым. Попросту медленно схожу с ума, пытаясь найти оправдание измены. Может, она говорит правду? В памяти вновь всплыли обрывки вечера — жаркие объятия любовника, затуманенный страстью взгляд жены, предназначенный другому.
Предательство прощать нельзя.
Я немного отошел, присел на траву. Вот что бывает, когда ведешь себя слишком беспечно. Скучно было? Да уж, теперь не знаю, за что хвататься и в какую сторону смотреть. Хотя почему не знаю? Первым делом нужно обезопасить супругу, а потом уж думать, как выпутываться из всей этой за… заразы! Интересно, Альф уже что-то разведал? Все же слишком много странностей во всей этой истории…
Тихий шорох шагов. Слишком тихий для человека. Кот. Не думал, что этот толстяк когда-то может оказаться нужным, а вот как оно повернулось…
Кузьма сел рядом и некоторое время смотрел вперед.
— Алекс, меня беспокоит Элли. — Он нарушил молчание и заговорил первым.
— Чем? — как можно безразличнее спросил я, хотя сердце подпрыгнуло и застучало быстрее. Да уж, не думал, что такой циник, как я, когда-то будет так реагировать на женщину, беспокоиться из-за нее.
«Это из-за ребенка», — напомнил себе.
— Она сказала, что слышит голос в голове… — сказал кот, ковыряя лапкой землю.
— Голос? И что он говорит? — заинтересовался я. Впервые слышал, чтобы у кого-то был другой голос в голове, но не думал, что это что-то хорошее.
— Не знаю, может, ей послышалось… — протянул Кузя.
— Может, — согласился я, и мы замолчали, каждый думал о своем. А вдруг коту почудилось? О том, что это выходка Элли или столь глупая попытка вернуть меня, даже думать не мог.
— А ты знаешь, она ведь переживает, — первым нарушил молчание кот.
— Знаю, — кивнул ему. Говорить на эту тему не хотелось. Зачем говорить, если и так все ясно?
А ведь действительно зла на жену я не держал, вот только простить ее не мог… Что же теперь делать? Может, стоило поговорить об этом? Вдруг она действительно не виновата, а это лишь действие магии, иллюзия…
Ну, вот, я опять ее оправдываю! Ведь ясно, что магии никакой не было. Ни следа, ни иллюзии, ни воздействия! Да она же сама следом побежала, значит, даже дурмана никакого не было, да и откуда ему взяться, если лично проверял еду и напитки заклинаниями, чтобы никто не умудрился учинить скандал на торжестве.
— Пора возвращаться, — сказал коту, испытав укор совести. Все же я не сказал Элли, куда ушел и зачем. И еще один укор совести, но более существенный. А почему, собственно, я должен отчитываться? Она потеряла право на полное доверие. Тряхнув головой, попытался отогнать темные мысли, что плотным клубком опутали мою голову, и направился обратно в домик.
Элли
Алекс тихо прикрыл за собой дверь, пропустив кота внутрь, и присел на лавку у стола. Любимый все так же избегал встречаться со мной взглядом, принося этим еще больше щемящей боли. Боль была не из-за его реакции на сцену или стыда. Из-за того, что он вот так быстро поверил в то, что я могу предать, не разобрался в причинах происшедшего. Его вроде бы и понять можно, но вот принять…
