— Георгий? — переспросила я.
— Да. Попросту говоря, Жорик. Но Шубин зовет его Енот. Это кличка у него такая.
— Ясно. А что он за тип? — я изображала из себя любопытную девчонку.
— Откуда мне знать. Ходит хмурый все время. В основном молчит.
— Сидел?
— Не знаю, — у Венской на многое был такой ответ.
— А он, ну этот Жорик-Енот, ни разу не угрожал дяде Саше?
Людмила даже напугалась:
— Нет. А что, должен был?
— Ты меня спрашиваешь? Я ваших дел вообще не знаю.
К величайшему счастью и облегчению собеседницы, я наконец отставила пустую чашку из-под кофе и поднялась с кресла.
— Ну что, пойдем? — спросила ее.
— Да, конечно, — Людмила вскочила чересчур резво и, дабы мое внимание не заострилось на этом, сказала серьезно: — Я покажу тебе Антона Алябьева.
Мы вышли из кабинета, и Венская заперла дверь на ключ. Пройдя до конца коридора, уткнулись в еще одну лестницу, ведущую на третий этаж.
Венская шла уверенно. Маршрут утреннего осмотра был ей прекрасно известен.
Бригаду врачей из девяти человек во главе с Решетниковым мы застали в двадцать третьей палате. Все палаты в частной клинике, как оказалось, были одноместными, и сейчас Александр Михайлович, стоя у кровати какой-то полной пациентки, сыпал медицинскими терминами направо и налево, а остальные врачи слушали его и молчали.
— Вон тот, — указала мне Венская на одного из докторов. — С щеголеватыми такими усиками. Это и есть доктор Алябьев.
Я сразу поняла, о ком она говорит. Молодой, да еще и с тоненькой, как правильно заметила Люда, щеголеватой ниточкой усов над верхней губой, он был здесь такой один.
— Спасибо, — поблагодарила я медсестру Решетникова.
— Если ты не против, — осторожно заметила она, — я присоединюсь теперь к остальным.
— Разумеется, — благодушно ответила я. — Ты и так уделила мне много времени. Очень благодарна тебе за это.
Ей моя благодарность была ни к чему. Я это сразу поняла по тому, с какой резвостью она покинула меня, чтобы присоединиться к своим товарищам по призванию.
Я осталась стоять у двери, изучая лицо молодого врача. Вид у него был скучающий. Казалось, все, что говорил Решетников, он уже знает с пеленок. Наверняка ежедневные утренние обходы, да еще и под руководством главврача, неимоверно тяготили его.
Наконец я услышала, как Александр Михайлович громко сказал:
— Надеюсь, лечение этой пациентки не вызовет затруднений. Вопросы есть?
Вопросов не оказалось, и Решетников направился к выходу из палаты. Остальные двинулись вслед за ним.
Я встала сбоку, так, чтобы меня не было видно.
Алябьев вышел последним. Я рванула вперед, и мы, естественно, столкнулись с ним.
— Нельзя ли поаккуратнее, — капризно заныла я. — Мало того, что вы толкнули меня, так еще и ногу отдавили.
— Простите, пожалуйста, — виновато пробормотал молодой доктор. — Я не заметил вас.
— Выходит, по-вашему, я такая уж незаметная, да?
— Да нет, — он стушевался еще больше. — Я не то имел в виду.
— А что? — я заглянула ему в глаза.
— Я… — начал было Алябьев, но, внимательно изучив мое лицо, спросил заинтересованно: — А вы кто?
— Дед Пихто, — задорно ответила я.
— Да? — он улыбнулся. — Я раньше ни разу вас не видел. Вы новенькая, да?
Остальные врачи уже скрылись в соседней палате, и мы с Алябьевым остались в коридоре одни.
— А кто вы такой? — Я предпочитала пока не говорить ему о дядюшке Решетникове.
— Меня зовут Антон, — по-прежнему демонстрируя в улыбке зубы, ответил он.
Я чувствовала, что нравлюсь ему.
— Женя.
— Красивое имя. Мне по душе. Но что вы здесь делаете?
Вот зануда. Какая тебе разница? Познакомился, и ладно. Так нет же. Все надо знать. Не люблю дотошных.
— Скажите, Антон, — обратилась я к нему. — У вас есть место, где можно присесть, что ли? Хочу осмотреть свою ногу. Вы так сильно наступили на нее.
— Еще раз простите, — извинился Алябьев.
— «Простите», — передразнила его я. — Вам все равно, а я теперь, может, ходить не смогу.
Делаю вид, что с трудом переступаю с ноги на ногу.
— Давайте я помогу вам, Женя, — он обхватил меня за талию.
Мы двинулись по коридору в сторону, противоположную той, куда ушли врачи. Меня это устраивало.
— Осторожнее, — снова заныла я, сделав два шага. — Не барана же на бойню ведете.
Он рассмеялся и совершенно неожиданно подхватил меня на руки.
— Здесь есть пустой бокс, — сообщил он. — Я отнесу вас туда.
— Спасибо, — я обвила руками его шею.
Бокс оказался очень просторным и комфортабельным. Сюда, наверное, помещают самых элитных пациентов.
Алябьев донес меня до кровати и аккуратно положил.
— Давайте я осмотрю вашу ногу, — предложил он. — Я же врач.
— Ну посмотрите, — закокетничала я.
Он опустился на одно колено и снял туфельку с моей правой ноги. Потрогал. Я немного застонала.
— Перелома точно нет, — улыбнувшись, сказал он.
— Болит, — пожаловалась я.
Он помассировал мне ступню минуты три и спросил:
— Так лучше?
— Вроде да. Если вы еще и поцелуете, то совсем пройдет.
Он смутился.
— Вы хотите, чтобы я поцеловал вам ножку?
— Не надо. Я пошутила.
Он по-прежнему держал в руках мою ступню и смотрел на меня. Я тоже не спешила слезать с кровати. Поколебавшись с минуту, он прикоснулся все-таки губами к моей подошве.
Я засмеялась.
— Щекотно. Что вы делаете?
— Мне показалось, что вы богиня.
Он хотел было поцеловать еще раз, но я отдернула ногу и приняла сидячее положение.
— Спасибо, больше не надо. Уже прошло. Вы просто гений, доктор. Светило современной медицины.
Стоя на одном колене, он по-прежнему не отрывал от меня глаз.
— Обуйте меня, пожалуйста, — попросила я.
— Да-да, конечно, — он вышел из анабиоза и взял в руки туфлю. Надел ее мне на ногу и поднялся наконец с пола.
— Как было бы чудесно, если б все доктора были такими же, как вы, Антон, — сказала я многозначительно.
— Надеюсь, в скором времени так и будет, — изрек он.
