Не знаю почему, но я даже испытала гордость оттого, что лично знакома с этим человеком.
При выходе билетерша взяла меня за руку.
— Вы Женя? — спросила она.
— Да, я.
— Зайдите, пожалуйста, за кулисы. Вас там ждут. Вот через эту дверь и направо, — доходчиво объяснила она и сразу куда-то исчезла.
Я прошла по указанному направлению и вскоре очутилась рядом с актерскими гримерками. У одной из дверей стоял Константин, все еще в костюме Подсекальникова, и улыбался мне.
— Здравствуйте, — я подошла к нему. — Это вы просили меня зайти?
— Я, — гордо сообщил он. — Я видел вас со сцены. Очень счастлив, что вы пришли. Огромное спасибо.
— Вам спасибо, — был мой ответ. — Я получила огромное удовольствие. Особенно от вашей игры.
— Бросьте, — отмахнулся он. — Обычная рутинная работа.
— Вы скромничаете.
— Нет. Нисколько. Скажу вам по секрету, я сегодня остался недоволен собой.
— Вот как?
— Да, хотя очень старался. Для вас, — он нагнулся и запечатлел поцелуй на тыльной стороне моей руки.
— Мне очень приятно.
— Знаете, зачем я хотел, чтобы вы зашли?
— Нет.
— Я боялся упустить вас.
— В каком смысле? — я притворялась, что не поняла его, хотя прекрасно догадывалась, о чем он.
— Мне хотелось поужинать с вами.
— Но я не могу, — я врала. Мне почему-то тоже этого хотелось. — Меня ждет дядя.
— С Саней я решу все вопросы, — сказал Жемчужный. — Тем более что мы не задержимся долго, а потом я провожу вас домой. Соглашайтесь же. Не откажите бедному актеру в столь скромной просьбе.
Я и впрямь не могла ему отказать.
— Хорошо. Давайте поужинаем, — я улыбнулась.
— Тогда подождите меня здесь, — попросил он. — Я лишь переоденусь.
— Недолго, — пококетничала я.
— Ну что вы, Женечка. Я мигом.
И он скрылся в гримерке. Я подошла к двери. На ней красовалась табличка с надписью: «Константин Эдуардович Жемчужный. Прошу любить и жаловать». Еще один оригинал.
В ожидании Жемчужного я прошлась по коридору вдоль других гримерок. Среди актеров также царила радостная атмосфера удачного спектакля. В основном на все лады обсуждалась проблема, как и где отметить премьеру. Случайно я услышала, что администрация театра устраивает сегодня по этому поводу банкет.
— Я готов, — раздалось за моей спиной.
На Жемчужном были обыденные серые джинсы и вязаный свитер.
— А разве вы не останетесь на банкет в театре? — спросила я его.
— Да что там делать? — усмехнулся он. — Скукотища. Вы никогда не бывали на подобных банкетах?
— Нет, — призналась я.
— Ваше счастье. Актеры напиваются практически до бесчувственного состояния. Мэтры сцены в промежутках между каждой рюмкой пускаются в воспоминания о ролях молодости, со всеми вытекающими обсуждениями достоинств и недостатков. А наиболее занудные начинают критиковать рядом сидящего.
— В глаза? — поинтересовалась я.
— А то как же. Конечно.
— Кошмар.
— Вот и я о том же.
— А что вы мне хотите предложить? — вопросительно взглянула на него.
— Ужин в ресторане, — сообщил Константин.
— Даже так? — удивилась я. — Простите за нескромный вопрос, но не скажете ли, сколько зарабатывает рядовой актер?
Жемчужный рассмеялся.
— Убили наповал. Да, признаюсь, зарплата у нас мизерная. Но сегодня в честь премьеры всем выдали премию.
— Не хотите же вы спустить ее всю в ресторане?
— Хочу, — открыто огорошил он меня. — Разве вы забыли, что я сказал вам вчера?
— А что вы сказали?
— Если я встречу идеал своей мечты, коим, как позже я добавил, являетесь вы, то готов положить к ногам этой женщины все.
— Право, я этого не стою. — От столь пылкой речи смутилась даже я, повидавшая многое на своем веку.
— Нет, стоите! — Жемчужный был неумолим. — И не спорьте со мною, Женечка. Если бы вы этого не стоили, я бы остался на скучном банкете.
— И какой же ресторан мы выберем?
— «Седьмое чудо света»!
— О! Это очень дорогой ресторан.
— Думаете, я вчера родился?
— Нет.
— Тогда вперед, — он взял меня под локоть, и мы направились к выходу.
— Кастет! — раздалось сзади.
Мы с Жемчужным обернулись одновременно. В проходе между двумя гримерками стоял длинный парень в брюках и с голым торсом. Я узнала его. Он исполнял одну из ролей в спектакле. Только там он выглядел интеллигентным человеком, а здесь передо мной стоял здорово подвыпивший разгильдяй.
— Что? — спросил у него Константин.
— Ты куда лыжи-то навострил?
— А твое какое дело? — с ним Жемчужный не миндальничал и выглядеть джентльменом не старался.
— Так банкет же. Забыл?
— Я не останусь, — сообщил голотелому мой спутник.
— Да ты че, Кастет? Сдурел? Это ж халява!
— Подбирай выражения, Игорь, — осадил его Костя. — Ты что, не видишь, что я с дамой?
— Ну извини, — пьяный актер развел руками, а Жемчужный, снова взяв меня под локоть, сказал вполголоса: — Не обращайте внимания, Женечка. Пойдемте.
Мы пошли к двери, а голотелый все продолжал что-то бормотать нам вслед.
— Вот они — актеры, — многозначительно изрек Константин. — Совершенно беспардонный народ. Кстати, я так и не спросил вас, — переключился он на другую тему. — А как вам сама драматургия сегодняшнего спектакля?
— Сильная вещь, — вынуждена была согласиться я.
— Сильная — это слабо сказано, — подытожил Жемчужный. — На мой взгляд, Эрдман — лучший драматург всех времен и народов. Гений.
Константин говорил о нем с такой гордостью, как будто в том была и его личная заслуга.
Ресторан «Седьмое чудо света» располагался не так уж и далеко от театра, и мы добрались до него за считанные минуты. Всю дорогу почти говорил только Жемчужный, а я больше слушала, время от времени вставляя свои оценки услышанного и подбрасывая вопросы. Говорил он много и обо всем сразу. Говорил об искусстве, о драматургии, о себе лично и о человечестве в целом.
Я поймала себя на мысли, что он вовсе не утомляет меня. Слушать Константина было интересно. Я чувствовала, что это не тот человек, с которым можно связать судьбу, будущее, с кем можно растить детей, но он мне нравился.
