— Ладно, я на переговоры. Когда дам знак, поддержи огоньком. Не промахнёшься на таком расстоянии?
— На таком расстоянии я тебе по башке попаду и такую тонзуру выбрею, что любой римский папа обзавидуется и впадёт в комплексы!
Эд не врал и даже не преувеличивал. Пращой он умел пользоваться с рождения (или с сотворения), поэтому закинуть глиняный горшочек на полкилометра в крупную неподвижную цель мог бы, наверное, и с завязанными глазами, стоя на одной ноге, в пьяном виде, на спор и страдая икотой.
— Сир, вы ведь не откажетесь от услуг сопровождения?
— Увы, старина, не в этот раз. Там всего трое гостей, и если мы хотим, чтобы нас уважали, мне необходимо поддерживать определённый статус.
— Вы намеренно забыли про десяток воинов у башни?
— О, им будет чем заняться, сэр Эд обещал позаботиться об их досуге. Так сказать, развлечь их небольшим противопожарным учением.
Бывший крестоносец покачал бритой головой, явно не одобряя мой поступок, но тем не менее поднял руку, давая знак открыть ворота. Я прыгнул в седло, не касаясь стремян, и Центурион, грозно фыркнув, грудью пошёл вперёд, словно флотский линкор.
Мы торжественно выехали за ворота, они со скрипом закрылись за его хвостом, и вот тогда его величество четвероногий друг-скотина-конь встал. Просто встал. Непоколебимо, опустив голову и надув губы. Точно, обиделся. Знать бы ещё на что и какого северного мха именно сейчас?!
— Центурион, — тихо, сквозь зубы, начал я.
— Ну? — так же тихо прошипел он.
— Вот непременно надо сейчас, да?
— Почему нет? Чем сейчас хуже, чем потом?
— Философия прёт?! На нас же люди смотрят.
— Ты о глупом бароне с сынульками? Тогда не беспокойся, они не люди.
Я мысленно досчитал до десяти. Похоже, мой конь сделал то же самое.
— Добрый сегодня денёк, лорд Белхорст! — встав в полный рост, помахал мне рукой старый барон. — Боюсь, мы без разрешения расположились на вашей земле. Но, если вы соблаговолите подъехать, мы будем рады вас приветствовать.
Сохраняя неприступное лицо, я вновь пнул пятками упёртого жеребца.
— Ты меня позоришь…
— Да неужели?! И чем же, позволь спросить?
— Неподчинением. Ты живёшь у меня в замке, ешь мой овёс и, значит, подчиняешься моим приказам!
— Я живу не в замке, а на конюшне. И твой овёс я не ем. Вообще не помню, чтоб тебя хоть раз кормили овсом.
— Это был толстый троллинг? Ты ведь отлично понял, что я имею в виду.
— Это был неприкрытый сарказм!
Я понял, что сдвинуть эту махину с места мне не удастся. Плеть не поможет, а железных удил у него в зубах нет. По моему же добросердию, кстати. А слезть с седла и при наличии боевого коня идти метров сто пешим ходом — это ж опозорить себя на всю округу…
— Лорд Белхорст, у вас проблемы или мне показалось? Будьте так добры, снизойдите к нам, пока мы лишь только гости. Вежливые и почтительные гости у стен вашего знаменитого замка. Быть может, мне послать к вам моих мальчиков? И они охотно сопроводят вас, держа вашего коня под уздцы.
Предложение барона осталось безответным, потому что даже улыбнуться или помахать рукой в моём положении было бы признаком слабости.
— Видишь, до чего ты довёл ситуацию? Вот чего ты сейчас добиваешься, чего?
— Это потому, что я уже почти неделю без чтения! У меня интеллектуальный голод, ломка, если хочешь!
— У тебя был Пелевин!!!
— Хрень.
— Я почти купил тебе новую книжку Маккаммона.
— Почти?! Вот так всегда: почти купил, почти принёс, почти дал почитать… Наверное, тогда ты тоже не будешь в обиде, что я тебя… ПОЧТИ довёз?
— Компромисс, — с ходу предложил я, видя, как оба баронских отпрыска с наглыми ухмылочками направляются в мою сторону.
— Принято. Твои предложения?
— Могу почитать тебе вслух ряд поэтов Серебряного века, песни Владимира Высоцкого и «Нынче ветрено и волны с перехлёстом…».
— «Письма римскому другу», Иосиф Бродский, — безошибочно угадал чёрный конь, переходя с места на лёгкую оленью рысь. — Ты так и мёртвого уговоришь, Белый Волк…
Мы промчались мимо распахнувших рты баронов, Центурион сделал эффектную свечку перед носом у их папаши, и я мягко спрыгнул на землю. Потрепал своего коня по гриве, хотя, конечно, ему бы стоило дать в ухо, и без улыбки обернулся к незваным гостям.
— Барон Экскремергер, у вас есть ровно минута на то, чтобы объяснить мне своё присутствие здесь. Как и этой осадной башни. Если, конечно, вы не намеревались мне её продать?
— Гм… кхм… я знал, что она вам понравится, лорд Белхорст, — ухмыльнулся старый хрыч, широко разводя руками. — Не желаете ли присесть?
— Это моя земля. И если вы желаете здесь присесть, то сначала спросите моего разрешения!
— Боюсь, у вас слишком мало людей, чтобы подтвердить ваши притязания. — Барон поднёс к губам простой медный рог.
Я спокойно дал ему натрубиться до свиста в груди и покраснения дряблых щёк.
— И что? В джазе девушки на саксофоне и не такое вытворяют. Вы им не конкурент.
— А вот сейчас вы увидите, как из-за леса выезжают мои храбрые воины! — приосанился он, пытаясь отдышаться.
— Протрубите ещё раз, скажите, что здесь их ждёт покойник.
— Не забывайтесь! Двое моих сыновей и…
— Значит, три покойника, — поправился я. — Нет, у вас действительно есть ко мне хоть какое-то дело?
— Ага, вот и они!
Из-за небольшой скалы, поросшей густым орешником, осторожно выползали на свет божий плохо вооружённые крестьяне. Человек тридцать или сорок. Больше, чем у меня в замке. Но там-то профессиональные воины, а тут…
— Я повторяю свой вопрос.
— Отец, позволь нам его повесить. — Подоспевшие сыновья старого барона, возможно, привыкли пороть своих слуг и бесчинствовать по деревням под охраной десятка стражников. Но что такое реальный бой, им, видимо, не объяснили. Точно так же, как тот небезызвестный факт, что лошадь надо бояться сзади. А уж Центуриона…
— Упс, — тихо мурлыкнул чёрный конь, делая упор на передние ноги, а задние выбрасывая назад едва ли не в шпагате. Двух идиотов в самодельных латах разметало по округе. Одного на пятнадцать шагов, другого на двадцать, в зависимости от веса. Жить, надеюсь, будут, но без посторонней помощи сейчас вряд ли дойдут до туалета — убедиться, успели ли струсить.
— Ко мне! В атаку! Убейте его, пока он один! — взвыл барон Экскремергер и, прихрамывая, бросился под защиту своего «войска».
— Догнать, укусить? — вяло спросил Центурион.
