— Ну да. Тебя завуч вызывает, забыл?
Честно говоря, абсолютно. И ведь идти придётся, хотя ничего хорошего я там не услышу…
— Может, дядя Эдик за меня сходит?
— Он в прошлом году на родительском собрании был, — кисло напомнила Хельга. — Это когда у нас чуть школу не закрыли, потому что он взял в заложники преподавательницу математики, физрука и бабушку-уборщицу.
О да… я отлично помню эту историю. Невесть с чего взбесившемуся Эду страшно не понравился шиньон на затылке возрастной преподавательницы математики. Вступившегося за неё культуриста-физрука он просто заставил этот же шиньон съесть, а бабулькой-уборщицей оборонялся от первых рядов полиции, держа несчастную за ноги. Сдался после долгих переговоров с МЧС за две бутылки кефира и пирожок из школьной столовой. Как псих со справкой, был отпущен буквально через час, но наказание свыше настигло его туалетным заключением — пирожок с рисом и яйцом оказался несвежим…
Пока мы обнимались, бывший бог, проявив деликатность, нырнул в свою комнату переодеться и вышел к нам, экипированный уже по-домашнему. Обычно это значит — в простом килте, драной футболке с надписью «Я взял кредит, иду стреляться» и свободно повязанном на шею носовом платке в клетку или горошек. На этот раз он нацепил ещё и тёмные очки.
— Куда нагламурился? Завтра в семь двадцать две из Борисполя в Париж, взлететь, сесть и в Прованс за бордовым бордо из винных погребов? Эд, она не берёт попутчиков. Хочет надраться в одиночку.
— Ты подслушивал, — мрачно насупился он.
— А ты не врубай одну и ту же мелодию по шестьдесят раз на день!
— Па, вы чё, ссоритесь? — не выдержав, вмешалась Хельга. — Второй день как кошка с собакой…
— Третий, — поправили мы хором.
— Тем более. А как до моих проблем, так, значит, никому и дела нет.
— У тебя проблемы, лапка?! — так же в один голос продублировали мы с Эдом.
— Чего вам рассказывать? Вы же мужчины! Вам только и надо куда-то бежать, кого-то бить, складывать головы за родину столбиком или рядком и чего-то там орать про долг, предназначение и эту… как её… ну, когда много женщин и это нормально! А мне так и не вернули мою обезьянку?!
Сказать, что мы потеряли всякую связь с реальностью, значит не сказать ничего. Мир рухнул, логические цепочки порвались, мозг перегрелся, а моя пылкая дочь, выдав сию жаркую и абсолютно нелогичную тираду, эмоционально удалилась в свою комнату, даже чуть-чуть хлопнув дверью.
— Нет, — первым признался дядя Эдик, когда побелка с кухонного потолка перестала сыпаться на наши склонённые головы.
— Что нет?
— Ты хотел спросить, понимаю ли я хоть что-нибудь?
— Да.
— Так вот, отвечаю заранее: нет. Я абсолютно ничего не понимаю, — насупился он. — Но ты плохой отец!
С этим мне в конце концов и пришлось уснуть. Развитие событий и вторую серию данной темы «Ставр Белхорст — плохой отец!» смотрите завтра, с десяти утра или во сколько там меня разбудят.
…Меня не разбудили. Я сам кое-как проснулся в районе одиннадцати, решил было доспать ещё полчаса, но был отвлечён подозрительным пыхтением на кухне. Дядя Эдик в одиночку пытался открыть холодильник, который моя дочь попросту обвязала длинной собачьей цепью.
Да, цепь у нас есть! Когда у вас дома будет жить собственный псих со справкой, вы ещё и кандалы прикупите, и пояс верности, и железную маску. Впрочем, цепью мы пользовались редко, когда он слишком уж буйствовал или вот так, с целью не дать попасть в холодильник или шкаф.
— Ставр, она опять мучает меня голодом! Это бесчеловечно! Или нет, это не по-божески! Я имею право на майонез!
Оставленная Хельгой на кухонном столе коротенькая записка гласила: «Папуля, я в школу. Дядю Эдика к холодильнику не подпускай, он жрёт майонез ложкой! Просто так, без ничего, а ещё на голову мажет для улучшения роста волос. Не забудь про завуча!»
— Ставр! — взмолился северный бог. — Ну ещё хотя бы глоток жирного саратовского майонеза! Мне совсем чуть-чуть не хватило.
— Для чего?
— Я полы в своей комнате намазал, там теперь так классно кататься можно. Хочу прихожую тоже вымазать, для гостей. Представляешь, как твоя Дана обрадуется?
— Именно, что представляю, в красках! — внутренне содрогнулся я. — Если ты будешь послушным богом и хорошенько всё отмоешь, получишь в награду киндер-сюрприз.
— Со Смешариками? — не веря своему счастью, замер он. — Я буду самым послушным богом. Но майонез вкуснее вылизать, пока Десигуаль не вернулся, чтоб не делиться…
— Как хочешь, — отмахнулся я.
Полы у нас ламинатные, язык не занозит, он и так привык всякую дрянь в рот тащить, так что ничего, не отравится. За Хельгу в школе тоже можно было пока не волноваться, девушки из Красной Луны умеют держать слово. Кстати, после завтрака следовало бы сделать пару звонков — Капитану и Дане. Даже не знаю, кому в первую очередь. Я заварил себе в чашке «турэк»
[3]
по рецепту вампира Вацлава и, прикрыв дверь, набрал Капитана.
— Мир тебе, потомок дома Родовичей!
— Боюсь, что не смогу исполнить ваше тёплое пожелание, — довольно неприветливо начал я, потому что при первой же мысли о где-то бродящем Фроле меня начинало колбасить. — Вы обещали узнать про Фрола. Бывший граничар, наёмный убийца, охотился на мою дампир. Я вам звонил по этому поводу.
— Невозможное говоришь, опомнись, — не слишком уверенно отозвался Капитан. — По второму запросу пришли новые бумаги из архива, вроде как не просто он сбежал, а по тайному приказу Комитета. Сложную операцию провёл, к врагам нашим в доверие втираясь. Да только потом всё одно погиб. Сгорел в битве с драконом, аки герой. А ты на него хулу возводишь, нехорошо…
После чего меня, как вы понимаете, уже просто прорвало! Наверное, добрых минут десять я буквально орал в трубку, ещё раз, для военных, детально пересказывая обе наши встречи — в ресторане «Мельница» и у гаражей за моим домом. Шеф граничар не перебил меня ни разу. Возможно, старик просто не мог даже слова вставить, припёртый к стенке неумолимыми фактами. Или просто отодвинул телефон подальше, чтоб не травмировать ушные перепонки, и неторопливо записывал ключевые моменты в блокнотик. В любом случае, когда я окончательно выдохся, он быстро ответил:
— Разберусь. Дочке-юнице привет. Но никому ни слова, убью!
Собственно, всё. На этом мой второй доклад был окончен и принят к сведению. Настаивать на принятии каких-то сверхсрочных мер я уже права не имею. И так понятно, что старик ничего не забудет и не спустит на тормозах. По крайней мере, так было раньше.
