Воздух был хрустально-чист и опьянял свежестью. Шкура белого волка надёжно укрывала меня от холода, а в груди яростно подпрыгивало сердце, как в юности перед очередной безумной авантюрой или опасным приключением. С возрастом все мы меняемся. Причём с любым возрастом. Я четырнадцатилетний был совершенно не похож на себя восемнадцатилетнего, а в двадцать пять думал, что жизнь только начинается!
Как же, я — феодал, у меня свой замок, а впереди волшебный мир, сражения и подвиги, драконы и богини! Потом в мои руки легла ответственность за судьбу крохотной девочки, и я опять изменился. Сейчас ей почти восемнадцать, я совсем-совсем другой, и если бы не крайняя необходимость вкупе со страхом за мою дочь — хрена лысого бы меня заманили в ночную скачку к развалинам Асгарда за поясом давно сбрендившей Фрейи…
Ледяные вершины Граней, вгрызающиеся в звёздное небо, были похожи на серебряные короны великанов. Они манили и притягивали, но горе путнику, вздумавшему остановиться на ночлег у этих сиятельных глыб. Нечисть идёт с той стороны Закордонья, наши земли — их охотничьи угодья! Если вы пришли сюда днём, то спешите повернуть назад, если попали к Граням ночью — молитесь…
У хрустальных стен мы остановили коней. Белый волк вывел наш отряд к одной из многочисленных расселин, постучал лапкой по льду и протяжно завыл. Грани не шелохнулись, но мне на миг показалось, будто бы с той стороны ему отвечает вой других волков.
— Седрик, — я спрыгнул с седла, — принимай командование на себя. Действуем строго по плану. За мной не идёте! Даже если утром наши кони вернутся без нас.
— Сир, может, тогда мне будут уже ниже плинтуса ваши приказы?
— Что?! Откуда такие выражения, старина?
— А вы не догадываетесь? — Старый крестоносец отважно выдержал мой испепеляющий взгляд, но потом всё-таки склонил голову.
Подавив таким образом центр сопротивления моему феодальному диктату, я обернулся к Центуриону:
— Дружище, все мои обещания в силе. Постарайся ни во что не встревать и беречь свою подружку.
— Таки вы ему ещё скажите, чтоб он не очень впадал в романтику, — тепло посоветовала Ребекка, почти касаясь мягким храпом моего уха. — А то, как тока мы остаёмся наедине, он начинает нести странную ахинею про лютики, бабочек, пробуждающуюся весну в ручьях и таки склоняет меня удрать с ним бегать на заливные луга. В венке из ромашек! Я говорю: «Циня, дорогой, шо, нас здесь плохо кормят?» А он гнёт своё — полёт, травка, свободная любовь…
— Травку надо было поставить на первое место, — зачем-то поправил Эд. — Всё остальное потом как следствие.
Центурион резко повернул голову, пытаясь укусить бывшего бога за коленку, но не успел: Эд оказался проворнее и, спрыгнув, спрятался за белой кобылкой. Они могли бы ещё долго так цапаться, но Серый Брат, глянув на золотую луну в ночном небе, коротким рыком призвал нас к порядку. Я извинился за обоих лошадей и дядю Эдика до кучи. Пора.
— Эд!
— Иду. — Он в последний раз крепко обнял свою любимицу за лебединую шею, невзирая на ревнивое фырчание Центуриона, и подошёл к ледяной стене.
У бывшего бога всё-таки сохранились кое-какие силы. Он мог открывать и закрывать проходы в Гранях. Без этого вся моя служба, наверное, шла бы строевым шагом коту в то самое местечко под хвостом, куда солнце не заглядывает и где темно, как в аналогичном месте у негра.
Потому что Грани — живые. Эти глыбы вечного, нетающего льда способны открывать проходы непроизвольно, на целый день или краткий миг, чем пользуется любая нечисть Закордонья. Когда мы успеваем это заметить, то посылаем отряд. А когда нам самим надо попасть на ту сторону, зовём Эда.
— Должен признать, что Хельга справляется с этим делом лучше меня, — через пару минут выдохнул северный бог, резко хлопая в ладоши и медленно разводя руки.
Словно повинуясь его движениям, огромные прозрачные скалы дрогнули, сверху побежала тонкая извилистая трещина, и мгновением позже перед нами раскрылся узкий проход метра на полтора в ширину. Вполне достаточно для двоих взрослых мужчин в доспехах.
Нет, Эд бы и бочком где угодно просочился, он стройный, а во мне почти сто кило здорового веса, и в плечах шире меня, может, только Седрик. Короче, так-то пройдём, а вот на лошадях вряд ли. Серый Брат скользнул в щель первым, за ним последовали остальные волки.
— Ну, мы… — Я подумал, что, наверное, мне стоило бы что-то сказать, речь толкнуть или что-нибудь напутственно-ободряющее. Надеюсь, все этого ждали. А может, просто мне не очень хотелось идти в снежную неизвестность, на верную смерть, в острые зубки бывшей богини любви и весны.
— Валим, валим, — поторопил меня кудрявый бог. — Видишь, люди устали, собираются развести костёр и перекусить. Мы здесь лишние. Правда, Седрик?
— Вы что-то сказали, сэр Эд? — даже не оборачиваясь в нашу сторону, бросил старый воин, первым запустивший лапы в кожаную суму с продуктами.
Я стиснул зубы и поспешил за волками в расселину, пока проход ещё держался. Уже на полпути начался снег, а к концу дороги мы едва поднимали ноги, проваливаясь в высокие сугробы по колено. В лицо бил холодный ветер, в Закордонье почти всегда метель, она может быть слабее, сильнее, слева, справа, со всех сторон одновременно — не имеет значения. Вожак стаи, первым шагнувший в родные просторы, задрал морду и издал долгий победный вой. Почти сразу ему ответили, и из искрящейся пелены вынырнули белые волки. Довольно много. Очень много.
— Ставр, тебе не кажется, что этих злобных зверюг…
— Наших союзников!
— …наших союзников, — поправился он, — слишком уж как-то много?
— Мы в безопасности, — не очень уверенно успокоил я. — Только не говори слишком громко и не делай резких движений.
— Если они у меня хоть что-нибудь откусят, я на тебя Обаме жаловаться буду!
— Почему ему?
— Да просто красиво звучит: чёрный президент против Белого Волка! Мне нравится.
Меж тем Серый Брат, похоже, о чём-то договорился со своими соплеменниками. Видимо, сию минуту нас есть всё-таки не будут, а значит, безумный план экспроприации пояса продолжается. Вожак стаи шагнул ко мне, лизнул руку и кивком головы указал на свою широкую спину.
— Уверен? — переспросил я.
Волк презрительно фыркнул, давая понять, что вообще-то он на своём горбу и кабанов, и северных оленей таскал.
— То есть с таким худосочным бегемотом, как я, тем более справишься? Ладно. Не вижу смысла спорить.
К Эду тоже подошли два волка пониже ростом, значит, будут меняться по дороге. Мгновением позже стая молча пустилась в путь по снежной целине. Скакать верхом на волке в принципе не особенно сложнее, чем на лошади. Ну, седла нет, стремян нет, держаться приходится за густую шерсть, ноги поджимать, а управлять собой серый хищник не позволяет никому.
Выбор трассы, резкие повороты, прыжки, взятие препятствий, торможение — всё на его совести. В этом смысле лично я Ивану-царевичу особо не завидую. Эду — тем более. Меня-то вёз вожак, а вот его уже трижды перекидывали прямо на бегу, словно мешок с картошкой.
