Поезд останавливается на какой-то промежуточной станции. Громыхают колёса проносящегося мимо товарняка. Скрипит полка в соседнем купе. Над всем этим плывёт женский голос: «Скорый поезд “Москва-Санкт-Петербург” прибыл на вторую платформу. Остановка пять минут». Наташины соседки вздыхают, ворочаются. Потом все снова засыпают, и через пять минут поезд бесшумно трогается.
Хорошо, что обитатели хрупкого мира редко замечают Наташу, а то заподозрили бы неладное: мало того, что у мастера объявилась какая-то подозрительная ученица, которая ничего не делает, только сидит и смотрит, так теперь эта ученица взяла привычку растворяться в воздухе и появляться из ниоткуда.
Наташа сидит на скамейке. У Рыбы посетительница, совсем древняя старушка с такой тонкой талией, что кажется – вот-вот переломится. На голове у неё причёска, на изготовление которой, наверное, было истрачено немало времени и целая шкатулка драгоценных колец. Кольца вплетены в башню из волос то там, то сям, и поблёскивают величаво. Старушка держит спину прямо, голову прямо, улыбается искусственной улыбкой – по всему видать, аристократка.
Наташу она видит, но не замечает: должно быть, не царское это дело – обращать внимание на всякого мерцающего подмастерье.
– Что-нибудь ненужное, – видимо, повторила она свою просьбу. – Я скучаю. Пусть оно будет бесполезным, но красивым. И как можно быстрее.
– Ишь. Старая графиня, – сказала Наташа, когда дама ушла. – Ненужного ей подавай.
Но Рыба не слышал её и не видел, он смотрел куда-то сквозь прозрачную стену своей мастерской, и даже гораздо дальше.
В коридоре послышался шум, Наташа открыла глаза. Видно, вернулся из вагона-ресторана какой-то гуляка, и теперь не может найти своё место.
– Я тут вещи оставлял! Вы не имеете права! Я вещи! У меня место! Нижнее!
Бузотёру посулили встречу со службой охраны поезда. Он не унимался и продолжал стучать в закрытую дверь. Прибежала проводница, что-то тихо сказала.
– Десятый вагон! Четырнадца-цатое место! – протрубил дебошир.
Снова неразборчивые увещевания проводницы.
– Да? Ну, извините тогда, – стук в дверь многострадального купе. – Эй, слышите! Извините! Обмишурился я! Мой вагон по ту сторону от ресторана, а ваш – по эту. Счастливого пути!
Наташа закрыла глаза. Сон ушел совсем. Даже перестук колёс не убаюкивал. Она стала прокручивать в голове разные варианты завтрашних переговоров. И не заметила, как заснула опять.
Пока её не было, Рыба успел сделать маленький домик со светящимся окошком, заключенный в прозрачный шар.
– Похоже на тот, что у тебя? – спросил он. – Похоже?
Наташа подошла поближе.
– Лучше! – налюбовавшись, уверенно ответила она. – Там – просто снег, а тут окно как настоящее светится. Так ты не только чашки умеешь делать?
– Не только. Всё, что заказывают, и многое сверх того.
Рыба отложил в сторону жесткое полотенце, которым вытирал руки, и выдвинул монитор на середину помещения. Растянул его вверх и вниз, так что мастерскую словно бы перегородила дополнительная стена, и на этой стене замелькали предметы: чашки, вазы, салатницы, графины, подвески, плафоны.
– Ты правда можешь сделать всё, что тут изображено? – с сомнением спросила Наташа, благоразумно проглотив окончание фразы – «тогда почему не делаешь?»
– Правда. Могу. Но обычно мне заказывают чашки. Потому что у каждого должна быть модная чашка. Именная. Не хуже, чем у других.
Рыба свернул монитор до обычного размера и отодвинул его в сторону и вверх. Домик мерцал на его рабочем столе, освещённое окошко становилось всё больше, и больше, и больше… пока не превратилось в распахнутую дверь купе.
– Через час прибываем в Санкт-Петербург, – объявила проводница и пошла будить остальных пассажиров.
По коридору уже сновали умытые люди, пахнущие зубной пастой, кофе и одеколоном.
Поскольку Наташу отправили в командировку на сутки, гостиница ей не полагалась. К счастью, у Снусмумры в любом городе есть друзья, готовые приютить и её, и хороших людей, за которых она замолвит словечко. «Мне только душ принять и накраситься!» – предупредила её Наташа. И Снусмумра прислала адрес.
Наташа вышла из поезда, но не ощутила вокзальной суеты. К ней метнулся дядечка с предложением: «Такси, барышня, такси», но она отрицательно мотнула головой, и её больше не трогали.
Если верить карте – гостеприимный дом добрых друзей Снусмумры располагался недалеко от вокзала. Пройдя немного по Невскому, Наташа свернула на улицу Марата. Её приветствовал увитый цветочными гирляндами плакат «Мы открылись! Салон Inamorata – теперь и на Марата!»
Объявление на соседнем заведении гласило: «Мужской мастер. Бреем бороды боярам с 1703 года». Рядом было помещено изображение условного боярина до и после посещения салона. До – классический допетровский бородач в кафтане и высокой шапке. После – европейский модник в деловом костюме, с мобильным телефоном в одной руке и ключами от автомобиля – в другой.
«Санкт-Петербург – город простых решений», – подумала Наташа. Вскоре ей стало не до шуток: нужный дом обнаружился, но вход во двор перегораживала арка с кодовым замком. Код Наташе, конечно, никто не сказал. Звонить в такое время Снусмумре было бессмысленно: она спит, а когда спит – отключает телефон.
– Не можете попасть? – ласково спросила какая-то женщина. – А вы дворами обойдите. На углу направо, мимо трамвайных путей, там потом двор будет. У них калитка всегда открыта, я там дорогу до рынка срезаю. Пройдёте первый двор, второй, потом увидите зелёную дверь. Вы её сразу признаете. Все коричневые, а эта – зелёная. Она сквозная. Выведет куда нужно.
Наташа, без особой надежды на успех, послушно прошла мимо трамвайных путей, свернула во двор, нашла зелёную дверь. Дверь открылась – пахнуло вековой сыростью. Должно быть, подвалы в этом здании не осушали со времён последнего крупного наводнения. Подъезд действительно оказался проходным, и Наташа с удивлением обнаружила, что сделала круг, но попала-таки в нужный двор. Теперь уже совсем просто было найти гостеприимный дом. Если на дверях первого подъезда значится, что здесь расположены квартиры номер 1, 5 и 102, то ежу понятно, что квартиру номер 52 надо искать в четвёртом подъезде, как раз между квартирами 38 и 13-а.
Лифта не было, пришлось по крутой узкой лестнице подниматься на третий этаж. На площадке обнаружилась всего одна дверь, окруженная целым выводком звонков. Один звонок, по виду – ровесник здания, был вделан в стену, наружу торчала только жестяная ручка. Наташа не удержалась и дотронулась до этой ручки. Квартира отозвалась электрическим треском.
Через какое-то время дверь распахнулась.
– Тихо. Вчера концерт был! – сказал маленький мальчик, похожий на старичка, и, не задавая никаких вопросов, впустил Наташу внутрь.
Войдя в узкую прихожую, она наткнулась на стеллаж с обувью – не менее сорока ячеек, от пола до потолка, большая часть из них занята. К некоторым ячейкам, как к почтовым ящикам, были приклеены и даже привинчены таблички. «Дронт». «Здесь стоят Катечкины шузы». «Только для басистов». «Не уверен, что твои – не бери!» – прочитала Наташа. Стала выискивать свободный отсек, чтобы поставить свои ботильоны, но мальчик вернулся и сказал:
