Когда песня закончилась, ведущий заметался по краю сцены, словно он попал в безвыходное положение.
– Ах, что же делать, что же мне делать? – восклицал он, заламывая руки. – Мне так понравилось, как танцевали в том углу. И вот здесь, в центре. И слева вон там. И вы. И вот вы. Как мне быть? Меня, наверное, накажут. И больше никогда не позволят вести такие концерты. Но я награжу всех своих любимчиков.
Новое громовое «А-а-а-а-а!» потрясло стены клуба. Лондонский солист принял его на свой счет, раскланялся и срывающимся голосом крикнул в микрофон «I love you, Moscow!» «И-и-и-и! – завизжали две или три девочки. – We love you too!» Но в основном публику интересовал вопрос – кто получит оставшиеся футболки?
– Перед тем, как меня накажут, я всё-таки сделаю это! – ловко перехватил внимание ведущий. – Сейчас, сейчас, сейчас… Вот вы, девушка, вся в леопарде. Да, да, вы! Идите сюда, вот вам футболка. И вы – нет, не вы, молодой человек, а ваша подруга. А это вам – спасибо, приходите ещё. И вам – как раз под цвет глаз. И вам, позвольте телефончик? И… Собственно, а вот и всё. А теперь – похлопаем нашим замечательным артистам!
«А-а-а-а!» – снова закричали зрители и разразились аплодисментами.
«Уф!» – сказала Наташа, утёрла пот со лба.
– Я закрысил одну футболку, ничего? – подбежал к ней конферансье. – Есть такая примета: приходить на пробы в одежде, которая досталась бесплатно. Тогда возьмут. У меня как раз пробы на днях, вот я и подумал. Нет, если хотите, я вам верну…
– Забирай, конечно. Пусть тебе дадут самую главную роль.
– Так я на самую главную и буду пробоваться! – гордо отвечал молодой человек.
Дальше всё снова пошло по плану.
С двенадцатым ударом часов Рыба стал сначала прозрачным, а потом исчез – проснулся. А на месте сотворённых им мобильных стендов по левую и правую сторону сцены образовались кучи мусора. К счастью, трепетный лондонский певец не увидел этого безобразия. Его выступление закончилось раньше, и на танцполе уже крутил диски самозваный супердиджей Гогога.
– Вы уж простите, что после нас столько грязи, – сказала Наташа, наткнувшись за кулисами на уборщика.
– Это, трам-там-там, каждый раз так, – ответил он. – Кидают прямо, так сказать, на сцену всякое своё говно. А девочка хорошо пела. Я тоже пел раньше… Когда-то. Потом лабал в ресторане полгода. А потом заглох.
– Пел, говоришь? – легонько хлопнула его по плечу Снусмумра. – А сейчас можешь петь? И вообще – хочешь?
Уборщик укоризненно посмотрел на неё – мол, чего издеваешься? Мало ли, кто чего хочет.
– Наш хозяин, – пояснила для Наташи Снусмумра, – открывает второй кабак. Просил меня найти кого-нибудь. Но все же вокруг такие брезгливые, поют и играют только Вертинского и «Битлз». И непременно в собственной аранжировке. И не под заказ, а по велению души.
– Скажешь, ты в кабаке играешь? – не поверил уборщик.
– Играю. А это что – консерватория? Выгляни, посмотри, на танцполе ни одной трезвой рожи. Все упоротые.
Уборщик не первый день работал в клубе, и потому выглядывать не стал – и без того представлял картину общего разгуляя. Снусмумра отвела его в сторону, усадила на какие-то коробки и почти насильно сунула в руки гитару. Он нежно погладил гриф, провёл рукой по корпусу. Примерился и ударил по струнам. Воспроизвёл несколько простых аккордов. И, словно устыдившись, вернул гитару хозяйке.
– Это всё? – спросила Снусмумра.
– Всё, всё, проехали.
Он попытался подняться на ноги, но дорогу ему, как шлагбаум, преградила гитара.
– Не проехали. Дальше давай.
Уборщик снова взял инструмент в руки. Устроил на коленях поудобнее. Прикрыл глаза, как бы размышляя, что ему сыграть. И тут у кого-то запиликал телефон.
– А, ну вот, например, – кивнул музыкант и моментально воспроизвёл эту мелодию. Потом немного развил её и усовершенствовал. Он играл, и как будто уже не мог остановиться: сначала неуверенно, потом всё бойчее и бойчее, будто силы возвращались к нему. Морщины на его лице разгладились, глаза из мутных сделались ясными, и стало понятно, что это молодой ещё человек, просто он давным-давно махнул на себя рукой.
Вернулись Кэт и Мара. Отрапортовали, что лондонская звезда успешно загружена в такси и в сопровождении переводчицы уехала в гостиницу, что мусор по обеим сторонам сцены собран в пакеты, что Гогога держит зал и собирается диджействовать до утра и что все флаеры разобраны.
– Молодцы. Вы мне очень, очень помогли, – сказала Наташа. – С конкурсом как отлично всё придумали! Извините, что я на вас покрикивала. Теперь по домам. А завтра можете отдохнуть. И приходите не раньше, чем после обеда – я напишу в кадры служебную записку, что вы сегодня до полпервого тут куковали. И премии вам выбить постараюсь.
– До скольки мы куковали? – переспросила Кэт. – Ну вот. Это я опять не успеваю на маршрутку. Ну что за…
Наташа отошла в тень бутафорской руки. Кэт смотрела в пол и теребила рукав своего бушлата.
– Едем ко мне, – нарушила молчание Мара.
– Ты ведь не доверяешь приезжим, – неуверенно сказала Кэт.
– Для того чтобы тебя приютить, мне не обязательно тебе доверять. Пошли.
Не оборачиваясь, она двинулась в сторону чёрного хода.
– Ты не пожалеешь, – поспешая за ней, затараторила Кэт. – Марочка, клянусь, ты не пожалеешь! Знаешь, как я завтрак готовить умею? Хоть из ничего! Ещё я круто варю кофе. Умею делать селёдку печорского посола. Изумительно мою посуду! Даже детским мылом в холодной воде. Могу пол помыть. А хочешь – колыбельную тебе спою?
– Надеюсь, что среди твоих многочисленных талантов найдётся ещё один. Не такой впечатляющий. Талант неподражаемо, виртуозно молчать.
– Поняла! – с готовностью отозвалась Кэт. – Я умею молчать. Я знаешь, как умею молчать? Когда я молчу, все просто заслушиваются…
Они скрылись на лестнице, и голоса их затихли.
Снусмумра всё ещё экзаменовала уборщика.
– Надька-то моя, глухонемая – не слышала, а понимала. Вот здесь, – он ударил себя кулаком в грудь. – Вот здесь понимание.
– Я понимаю, – кивнула Снусмумра. – Своё-то пишешь?
– Ну.
– Играй.
– Да ну…
– Играй.
В этом повторённом дважды «играй» слышались интонации доктора, который пытается поставить на ноги человека, много лет прикованного к постели.
Уборщик прикрыл глаза и грянул. Бутафорская рука рухнула на пол, но, по счастью, никого не задела.
– Хорошо поёте, – сказала Наташа, подходя к ним, – аж декорация в обморок грохнулась.
– Это она аплодирует так! – уверенно отвечала Снусмумра. – Продолжай, чувак, продолжай. Очень круто получается. До мурашек по коже.
