– И к чему ты клонишь?
– Там, где нет власти, процветает безнаказанность. Любой грабитель и убийца чувствует себя безнаказанно. И тогда появляется власть. Кто-то говорит людям – нельзя убивать и грабить, потому что я накажу.
– А что же ваше учение?
– Учение наше – власти в помощь и людям в защиту. Если человек не убьет соседа, потому что боится наказания князя, – это хорошо. Но если он не убьет, поскольку верит, что это грех, что совершать убийство нельзя, – это намного лучше. Князь и стража могут и не увидеть преступления, а вот внутренний страж видит все.
– Вот только ты забыл, что князь начинает себя считать выше остальных.
– Он и есть выше остальных, и в этом его ноша. Он, сильный, должен защищать слабых. Оттого мы и учим людей смирению: нельзя возноситься над другими людьми в сердце своем.
– А в теле можно, что ли?
– Иначе никак, – вздохнул посетитель, – право судить и вершить наказание должно быть не только в твоих глазах, но и в глазах народа непреложно. Если ты, князь, равен всем нам, почему ты судишь нас? Не может быть тот, кто вершит закон и суд, равен остальным.
– А если князь вершит неправый суд? Как тогда управу на него найти?
– Управа на князя есть, и это царь. Высшая власть – ибо выше царя только сам бог и есть. У нас даже таинство такое предусмотрено, когда царя благословляют на царство. И все остальные равны в своем неравенстве перед ним.
– Ты за словами не прячься; а если царь вершит суд неправый? Если царь настолько плох, что чаша терпения народного переполнится?
– У нашей веры нет ответа на этот вопрос, мы о душах людских заботимся, мирская власть – не наше дело.
– Но учите же…
– Учим, потому что иначе будет еще хуже. Даже самый плохой царь лучше, чем вообще никакого.
– Ха.
– Разве было хоть раз, чтобы плохой царь настолько сильно довел людей, чтобы взбунтовалось большинство? Обычно дурных царей убивают или отстраняют князья-бояре. Но это не наше учение, мы мирских дел не касаемся.
– Ты хочешь сказать, что Святогор прав, а я нет? Мы с ним давно спорим, твои прадеды не родились еще, когда мы начали.
– Святогор прав, и ты, Микула, тоже прав, потому как вы два главных богатыря земли Русской, два защитника земли нашей и народа ее.
– А вот не получается у нас у обоих быть правыми. Вот, например, случай был…
– Я не могу дать ответ на все вопросы – я ведь не бог. Но если хочешь услышать правду-истину, то она в том, чтобы вы со Святогором двигались друг другу навстречу, а не тянули в разные стороны. Как и власть с народом. И наша в том задача состоит, чтобы помогать вам идти навстречу, сближаться. Ведь не понимая, может быть, всего, но сердцем же ты, Микула, чувствуешь, что есть за Святогором какая-то правда. И он, поверь мне, чувствует то же самое.
В этот раз Микула думал долго.
– Ты и правда совсем не похож на тех, прежних. Есть хочешь? У меня каша есть с молоком и хлебом. Хочешь?
– Не откажусь, раз хозяин угощает.
– Вот, кстати, раз тема еды всплыла. У вас, говорят, такое есть явление, когда вы не едите мяса или что-то там еще. Это зачем? Вот я тех, прошлых, спросил, а они мне начали заливать, что так ты ближе к богу. Я ответил, что если ты голодным ближе к богу, то не кушай вовсе; помрешь, правда, но к богу будешь ближе всех. Как же они меня назвали… еретик, во как. Сжечь на костре меня грозились. А ты что скажешь?
– У поста смыслов несколько. Править народом, который придерживается учения, могут только те, кто и сам придерживается тех же основ.
– Опять про власть?
– Про нее, – мягко улыбнулся гость, – и вот представь себе: и князь и бедняк в какие-то дни едят простую пищу, тем самым подчеркивая свою соборность.
– Со… что?
– Общность народа промеж собой. И князья и бояре ведь плоть от плоти своего народа.
– То есть, кушая скромно, и князь и бедняк как бы становятся ближе друг к другу?
– Вольно или невольно.
– Единение – это хорошо, – кивнул Микула, – но, может, и лучше есть что-то?
– Может, и есть, – согласился гость, – если кто придумает и сделает – честь ему и хвала.
– Ладно; а ты сказал, есть и еще смыслы…
– Добровольное ограничение себя, лишение удовольствий.
– Зачем?
– Человек должен знать, что может управлять своими желаниями, ибо страшен и жалок тот, кем управляют его страсти. В пост не только по еде себя ограничивают, стараются все страсти смирять.
– То есть если ты точно знаешь, что можешь справляться со своими желаниями и страстями, можно пост и не соблюдать.
– Можно. Пост доброволен. Вот только откуда ты можешь знать, что ты управляешь страстями, а не они тобой?
– Я тебя где-то все-таки видел, никак не могу избавиться от этого ощущения. Вроде кто-то знакомый – и в то же время другой человек. Меня трудно провести, но тут и я в замешательстве.
– Я другой, – мягко улыбнулся гость, – тот, кем я был, остался в прошлом. Мы даже имя берем другое, принимая бога в свое сердце.
– Я еще, конечно, не во всем разобрался, – признал Микула, – но сердцем чувствую, что ты не похож совсем на тех, кто был до тебя. Они в книге слова читали и их несли, а ты в самую глубь смотришь. Мы еще поговорим, есть что обсудить. Но я и сейчас вижу, славный ты человек. Право же, славный.
– Право… славный, – улыбнулся гость, как бы катая на языке слова богатыря, – интересное слово, мне нравится.
Домовой Нафаня понял, что убивать сегодня никого не будут, и с облегчением убрал тряпку. Все эти споры, которые так любили вести люди, его мало волновали. Держи дом в порядке – вот и все, что надо знать. У домовых нет князей, нет и богов. Домовые не умеют даже мечтать. Нафаня вышел из дому: уже вечерело, солнце клонилось к закату. Дружок, учуяв его появление, повернул к нему морду. Старый пес смотрел слегка насмешливо, высунув язык и склонив голову набок.
– Вот откуда ты всегда все знаешь? – проворчал домовой себе под нос. – Если такой умный, чего пол не метешь?
Глава 37
Приглашение на турнир
Прошло уже три седмицы, как Святогор перестал бушевать. Со стороны могло даже показаться, что гигант смирился с тем, что Аленушку увели у него прямо из-под носа, хотя это было и не так. Просто приготовления к предстоящему походу занимали почти все его время, не давая возможности для возмущения и причитаний. Потерянного не вернешь, да и имеет ли это значение, если половодье уже сходило на нет и дороги скоро вновь станут проходимы для войск? В приготовлении войска к походу старый воевода чувствовал себя как рыба в воде. Припасы в достаточном количестве готовы, доспехи и оружие исправны. Большинство воинов – бывалые ветераны, разбавленные полгода назад менее опытными войсками, чтобы покрыть потери после битвы на Протолчьем броде, однако ратная подготовка не утихала все это время, да и набранное пополнение совсем уж зеленым не было. В большинстве своем это были стражники из дальних гарнизонов и городов, а также боярские дети, которых сызмальства обучали ратному делу. Огромной силы собрать не успели, но того, что имелось, должно было хватить. Черниговская дружина, номинально исчислявшаяся двумя полками, по силе и количеству ратников равнялась не меньше чем четырем полновесным полкам. Войско берендеев состояло из одного полка, часть воинов берендеи оставили для обучения ратному делу молодежи бывшего царства Кощея. Дело шло медленно, немного одичавшие мужики совсем мало что понимали в воинском искусстве, но вода камень точит. Эта силища скоро должна была двинуться на Киев. То, что стольный град защищала рать галицких войск и киевская дружина, не менее шести полков, Святогора не сильно заботило. Он не раз выигрывал сражения с гораздо худшим соотношением сил. Да и по богатырям преимущество было несопоставимым. Даже один Илья Муромец справился бы с любым богатырем, которого мог выставить князь Даниил, сам же Святогор шутя одолел бы их всех разом. А еще был Змей Горыныч, но его воевода берег. Судьба луков и стрел из звездного металла, которые создал князь Владимир для борьбы со змеем, оставалась неясной. По всему выходило, что должны они были попасть в руки Даниила, а потому просто так выпускать змея было опасно. Но и для него работа найдется, в этом древний богатырь не сомневался.
