– Верно: одна серебряная монета – и будущий царь будет вспоминать тебя как дорогого друга.
– Уже серебряная?
– Прости, что обидел… по одежде вижу – ты, дяденька, человек небедный: золотая монета.
– Еще немного – и грош превратится в сундук золотых монет.
– Два, – тут же вытянул два пальца постреленок, – два сундука. Стану царем – отдам четыре.
– Кыш, кыш отсюда! – замахал руками на мальчика подошедший Маса, старый охранник и помощник Картауса. По-русски он не говорил, но зато умел грозно кричать на своем наречии и угрожающе вращать глазами.
– Чего орешь на будущего царя, – одернул его по-русски бывший хан, – мне тут инвестиции предлагают.
– Не предлагаю я никаких ивеспеций, – испугался Петрушка, зачем-то одергивая рубаху.
– Кто в этой глуши может знать латынь… – Картаус тяжело вздохнул.
– Кто тут ребенку похабщину предлагает? – раздался над самым ухом гулкий бас. Слева стоял могучий пахарь.
– Никто не предлагает, – попытался объяснить Картаус, – инвестиции – это в переводе с латыни…
– Чего тут происходит? – Народ подходил со всех сторон, Маса начал заметно нервничать.
– К дитенку пристает заезжий торговец. А что ему предлагал, стыдно на людях сказать. Вот же похабник!
– Вот глаза-то бесстыжие! Загар-то не наш, хоть и говорит по-нашему.
– Да подождите вы, – Картаус предпринял еще одну попытку вразумить толпу, – я не предлагал ребенку ничего, это просто латынь. Это слово означает вводить…
– А ну бей его!
Последний выкрик рыжего детины понравился многим.
Картаус бросил взгляд на Масу, который тихо стонал на земле возле колеса телеги.
– Это явление, брат, называется «русский народ». – Бывший хан назидательно потер расплывающийся синяк на скуле.
– Дикари, – простонал помощник, – людей почем зря бьют…
– Не понимаешь ты ничего. Денег не украли. Русские не терпят всякой мерзости, особенно по отношению к детям. Тут за это строго спрашивают.
– Как будто я это начал – слова иноземные вставлять…
– Сам и виноват. – Картаусу почему-то было страшно весело, хотя намятые бока и болели.
– Дядь, так что насчет сундука?
Картаус так и подскочил, услышав за спиной знакомый голос.
– Ну ты нахальный!
– А как иначе сиротинушке быть? Я мог бы сам в телегу залезть, пока ты тут валялся.
– Добрейшей души человек, – проворчал степняк, – а мог бы и нож в спину вонзить.
– Мне нельзя человекам в спину ножи втыкать, батя не дозволяет. Он еще прошлых не всех закопал.
– Веселая сиротская шутка, – буркнул Картаус и вдруг замер, – погоди… А про степняков умеешь шутить?
– Бессмысленно про них шутить. Пока расскажешь, степняк уже ускачет.
– А если вернется, чтобы дослушать?
– Шутка уже станет старой и замшелой. Чем степняк отличается от бешеного пса?
– Один – злой демон, бросающийся без разбору на любого человека с целью разорвать, а второй – просто больное животное. Это старая шутка.
– Вот и я о чем. Пока расскажешь, уже устареет.
– Нет, погоди, – обиделся Картаус, – степняки – забавные.
– Обхохочешься – кто еще додумается доить коней, только степняки.
– Много ты понимаешь в степной жизни…
– Чего ее понимать: проснулся поутру – а изба ушла.
– Зато бескрайняя степь кругом, красота.
– Красота – это когда во время путешествия окружение меняется. Тут красиво, там не красиво. А в Великой степи вашей уныло все.
– Тебе-то откуда знать, ты там не был никогда?
– Мне Федот рассказывал – его два раза в рабство угоняли, а он два раза бежал.
– Много твой Федот видел…
– Кругом один и тот же вид, и хлыст сверху – бац!
– То-то и оно. Слушай, ты парень веселый, пошли со мной?
– Насильничать, поди, будешь, – с подозрением посмотрел на Картауса Петрушка.
– Придумаешь тоже, – обиделся степняк, – у меня дома целый гарем… был. Хочется, чтобы веселый кто-то был рядом.
– Я угрюмый, – заметил мальчик, – ты мне грош не дал.
– Да дам я тебе грош. И золотой дам. Пошли, а?
– Не, – Петрушка посмотрел на деревню, – у меня тут такая перспектива… Сейчас я гусей пасу, а годам к тридцати уже и коз могут доверить. К старости – коров… коровы медленные.
– А я иду в Киев, – ненароком произнес Картаус, – там, в Киеве, княжна как раз твоего возраста. Говорят, красивая.
– Царская дочка! – ахнул Петрушка восхищенно.
– Великого князя дочка, – поправил его Картаус, – царей сейчас нету.
– Принцесса… – так же восхищенно выдохнул мальчик.
– Могла бы стать твоей женой, – тяжело вздохнул бывший хан, – но у тебя тут гуси…
– Пошли, – решился Петрушка, – только смотри, чтобы без «инвестиций» всяких!
– Торговца видишь?
– Этого здоровяка? Степняк, не иначе, уж больно рожа мерзкая.
– Так, давай уже заканчивай про степняков обидно шутить.
Петрушка тяжело вздохнул, изображая на лице великую скорбь.
– Разве про степняков возможно шутить не обидно?
– Степняки – великая сила.
– Не иначе, поэтому они сбиваются в огромные орды. Степняки небось и до ветру ходят втроем, не меньше.
– Однажды я тебя за такие шутки прибью. Но не сегодня. Потому что ты угадал, это и правда степняк. Причем переодетый. Видишь, ноги у него колесом. Так ноги искривляются у тех, кто в седле постоянно.
– Вражеский лазутчик, – обрадовался Петрушка, – давай его поймаем.
– Нет, мы сделаем гораздо лучше.
– Убьем его? – ужаснулся мальчуган.
– Нельзя быть таким агрессивным в твоем возрасте, – покачал головой бывший хан.
Картаус вышел на площадь и направился прямо к ряженому лазутчику степняков.
– Привет тебе, уважаемый.
– Я торговец, – быстро ответил ему степняк, его акцент был ужасен, – торгую фруктом. Я вовсе не лазутчик, – зачем-то добавил кочевник и показал сумку, где на дне лежали несколько старых гнилых фиников. – Хочешь фрукта? Он свежий.
– В другой раз, – широко улыбнулся Картаус, – нам, хранителям секретов русских, фрукты есть нельзя.
– А сколько на Руси полков, сколько богатырей? – Фальшивый торговец ничуть не расстроился. – Нам, торговцам фруктом, это очень надо знать. Чтобы лучше торговать. Фруктом.
