Аня, начавшая догадываться, что стало причиной волнения зрителей, сдерживала улыбку и ждала окончания истории. Искамель, до сих пор невидимая, но достаточно осязаемая для того, чтобы широкополый плащ облекал фигуру, тихонько хихикала.
— Не вынесла я страстей сценических, всхлипнула и зарыдала в голос. Да только слезы мои дождем для почитателей театральных обернулись. И прям посреди зала зрительского! А когда узрела беду — поздно было. Ну, все, думаю, закрыты отныне для меня двери в большое искусство, и пуще прежнего зашлась, остановиться сил не хватило. Но спасли меня! И знаете кто?
— Кто? — хором отозвались девушки.
— Чернявенький мой!
— Отелло, что ли?
— Ну да. Он, родимый. Бросил он свою зазнобу оземь, вскинул руки к небесам, бухнулся на колени да как заголосит: «Горе мне, грешному! Небо разверзлось, узрев грехи мои! Плачет небо по любви ушедшей! Лейся, вода, лейся, святая! Смой грехи мои с души черной!» — и лбом своим чугунным о подмостки как трахнется! Аки гром грянул с небес. И тут мое ведро, будь оно неладно, с балкончика моего с ужасным скрежетом в зал покатилось и грохнулось! Ой, визгу-то было. Шкандаль на всю деревню!
Уже никто не сдерживался — смеялись от души.
— А зрителям потом конферансье рассказывал, что это не просто спектакль был, а экспериментальная постановка с глубоким погружением в сюжет, — процитировала повелительница и гордо задрала нос.
— Ох и потеха. И закрыли перед вами двери в большое искусство, Ваше Мокрейшество?
— Милочка, — протянула властительница, вытягивая в сторону Камель щупальце, — кто ж меня теперь остановить посмеет? Я дождем прольюсь, потоком подземным проберусь, в щелочку выгляну, паром изойду, да на новую премьеру без билетика попаду. Незачем меня теперь ведерком пленять.
И хитро глянула на Аню.
— Ваше Мокрейшество, — брюнетка поспешила свернуть в сторону от скользкой темы, — мы к вам с просьбой пришли, как к самому древнему и мудрому жителю здешних земель.
Владычица только кивала, подтверждая все вышесказанное.
— Вы же знаете, где я живу теперь? — Снова кивок. — А раньше там Камель жила. Или не жила. Но вот уже лет сто как обитает в замке. Так вот, не могли бы вы поискать в своих архивах и закромах, поспрашивать у водяных своих, что за история с девушкой приключилась. И почему она до сих пор в призраках ходит?
— Отчего ж не поспрашать? Спрошу. — И уставилась на Аню.
— Только в обмен на что-то… — предположила девушка и оказалась права — повелительница кивнула. — И чего же вы хотите?
— Помири меня с братом моим.
Не сдержавшись, брюнетка крякнула и тут же зажала рукой рот, словно боялась, что нечто неприличное сможет родиться на свет.
— Далеко он от меня живет. Мне в те земли хода нет, — грустно сообщила владычица.
— Как же нет хода, Ваше Мокрейшество, если вы и дождем можете, и паром?
— Нет хода мне в те земли. Эльфовая магия запрет наложила.
— Ага, — чему-то своему сказала Аня. — Эльфовы земли, говорите. А не связано ли ваше желание с будущей свадьбой эльфийской четы?
— Связано, как же. Сильно связано. И я бы погуляла. Да нет мне хода в земли те.
— С этим мы, пожалуй, уже разобрались. А брат ваш тоже владыка?
— Тоже.
— А поссорились вы из-за чего?
— Из-за свадьбы.
— Вы хотели белые каллы, а он настаивал на розовых пионах? — съязвила Аня.
— Нет, я ему своего блага не дала. Невеста мне противна была.
— Просто противна? — вступила в разговор Камель.
— Не противна внешне, а противна естеству моему. Человечка она была простая.
— Ой, какая знакомая ситуация.
— Какая? — не поняли собеседницы.
— «Жениться по любви не может ни один король», — процитировала Аня поп-диву современности. — И дальше что?
— Рассердился на меня братишка, бросил меня и ушел из дому. К эльфам. И там властителем стал. И запрет поставил на чужую воду.
— Ого, сильный братец, — прокомментировала Камель.
— Даушки, ни одной тучки не пропустит на территорию эльфовскую.
Аня тяжело вздохнула: если разделение воды возможно на вашу и нашу, то скоро и воздух делить начнут, вот тогда не надышишься.
— А как же я его найти смогу?
— А вот и не знаю, девонька. Хотите про привиденьице узнать, покумекай, как мне с братцем снова дружить.
— То есть информации про Камель мы не получим до тех пор, пока вы свою семью не воссоедините?
— Да уж, так и выходит.
— Жаль, — произнесла брюнетка, поднимаясь с ковра. — Пойдем, Искамель, будем думать.
Владычица на прощанье махнула щупальцем, обдав девушку косыми брызгами, и стекла по камню в свое водное царство.
— Может, еще в деревню сходим, там старожилов поспрашиваем? — предложила брюнетка.
— Мне нельзя на глаза людям показываться.
— А кто тебя увидит, невидимую, а, Камель? Даже наши маги не видят, а ты простых людишек боишься.
— Тогда я без плаща пойду.
— «И это правильное решение!» — опять процитировала Аня киногероя и решительно зашагала сквозь неухоженный парк в сторону замка.
Поездка в деревню не принесла ожидаемых результатов. Немного расстроенная и разочарованная Аня ехала впереди, за спиной в нескольких шагах от девушки трусил грустный дракон: отныне отпускать графиню одну в далекие и не очень путешествия не позволяли совесть и встроенный в Аню магнит для притяжения неприятностей. Сегодня сопровождать неформального главу государства по жребию выпало Гарду. А ведь такое интересное совещание пропускает!
— Знаешь, Гард, это совершенно неприемлемо! — Брюнетка остановила лошадь и обернулась к наблюдателю. — Больше в данный момент всех должна быть огорчена Камель. А ты должен ее утешать. Мы ведь ничегошеньки не узнали. Вообще. Как будто и не случалось в жизни замковых обитателей ничего чрезвычайного.
— А может, и не случалось? — угрюмо предположил дракон.
— А может, больше энтузиазма?
— Скажи красавчику, Аня, что я могу поделиться с ним хорошим настроением, — совсем бодро заявил игривый голос привидения.
— Хорошо, что он тебя сейчас не слышит, Камель…
— А что она сказала?
— Говорить? — еще раз решила уточнить брюнетка.
— Нет, не надо, — передумал призрак.
— Она попросила не говорить тебе, Гард.
— Женщины, — прошипел под нос дракон и первым тронул коня.
Выезжая из деревни еще затемно, медлительные спутники были застигнуты сгустившимися сумерками на полпути к дому. Солнце в горах садится рано, да еще и вековые деревья, ограничивающие доступ света, — вот вам и ночь среди дня.
