Услышав мое предложение, он медленно повернулся, и в больших, чуть замутненных волнением зеленовато-голубых глазах появилась благодарная улыбка. Она же чуть тронула его губы, когда он сказал:
— Спасибо… конечно, если приглашаешь.
Тем более что тебе, Саша Воронцов, по всей видимости, совсем не хочется сегодня переступать порог собственной квартиры — после такого-то инцидента…
* * *
— Это глупо.
Я повернулась на локте и, не обращая внимания на то, что простынка свалилась с моей ничем не прикрытой груди, спросила:
— Что — глупо?
— Глупо то, что я тебя… даже не знаю, как сказать… боюсь, что ли.
— Нормальное чувство, — улыбнулась я, — как дипломированный психолог могу сказать тебе, что боязнь часто переходит в пограничное чувство бережливого отношения к женщине, что, в свою очередь, коррелируется с любовью. Одним словом, можешь считать, что все твои страхи взаимоперетекаемы с подсознательными инстинктами, эманирующими в процессе…
— Стоп, стоп! — прервал он меня, не замечая моей лукавой улыбки. — Ты что, Женя, решила мне окончательно извилины заплести?
— Извини. Это была шутка. Такие вот у меня глупые шутки, милый.
— Ничего себе — глупые…
— Ладно. Хочешь кофе?
— Нет, спасибо, Женечка. Ты лучше вот что… ты сейчас говорила про то, что ты дипломированный психолог. А кто ты на самом деле? Я же видел, как ты двигаешься.
Я пожала плечами:
— Ну как тебе сказать, Саша? Я думаю, что тебе это покажется странным, но я… я по профессии — телохранитель. Те-ло-хра-ни-тель, — повторила я по слогам, увидев, как вытянулось его лицо, — и храню я не только собственное тело, но и жирненькие тушки клиентов, которые желают уберечься от неприятностей.
— Почему жирненькие? — машинально спросил Воронцов, окидывая каким-то замороженным взглядом стены и потолок спальни.
Я потянулась всем телом, как сытая и довольная жизнью холеная кошка, и промурлыкала:
— Почему жирненькие? Да потому, что стоят мои услуги недешево. Женщина-телохранитель высокого класса — это, мой дорогой, раритетный товар.
Кажется, он не особо поверил мне. По крайней мере, до Воронцова просто сразу не дошло, что я, Женя Охотникова, — телохранитель. По всей видимости, его представление о телохранителе вписывалось в стандартный стереотип здоровенного детины с громадными плечищами, мускулами даже на ушах и носу и с единственной извилиной, да и то прямой. В заднице.
— Н-да, — наконец протянул он, — значит, ты это самое… владеешь какими-нибудь единоборствами?
— Ну да, — беспечно ответила я, — черный пояс по карате плюс спецподготовка. А что, ты думал, что все эти спецагенты Никиты только в кино бывают?
— Я не знаю.
— Между прочим, с некоторых пор у бизнесменов стало престижно нанимать женщину-телохранителя, — сказала я. — Скажем, идет с тобой такая хрупкая куколка, все принимают ее за выходной вариант любовницы… представительский класс. Как «Линкольн». А это оказывается не «Линкольн», а просто-таки боевая машина пехоты или того хуже — ракетный комплекс «С-300». Многие уже попадались на такую уловку.
— А что же… специальные курсы телохранителей заканчивала, что ли? — осторожно спросил Саша.
Я широко улыбнулась:
— Курсы телохранителей? Ну ты сказал. Ты бы еще сказал бы: курсы киллеров или курсы шпионов. Как говорится, я бы в киллеры пошел, пусть меня научат.
…Откровенно говоря, моей учебы в закрытом Ворошиловском институте, курируемом наиболее засекреченными в коридорах власти силовыми структурами и выпускающем кадры для разведки, — так вот, обучения в нем за глаза хватило бы, чтобы приравнять себя и к высококлассному киллеру, и к дипломированному психологу, историку, переводчику и еще десятку специальностей.
Если же присовокупить сюда трехлетнюю стажировку в элитном спецотряде «Сигма», пребывание в котором было тяжелейшим испытанием даже после Ворошиловки, то в тот же перечень можно включить профессии каскадера, телохранителя, тренера по ряду единоборств, а равно и профессионального снайпера, легкоатлета и автогонщика.
И все это с массой эзотерических примочек и технологий под расхожим ярлыком «секрет фирмы».
— Ладно, — сказал Саша с преувеличенной и откровенно фальшивой бодростью, — неважно, какая там у тебя профессия и какими там еще единоборствами ты владеешь, но…
Он осекся и потом, чтобы как-то заполнить возникшую тягостную паузу, выскользнул из постели и побежал на кухню: вероятно, готовить кофе.
Я осталась одна и в не очень приятном раздумье: почему мужчины, узнав о моей профессии, начинали нервничать и комплексовать? Вероятно, сознавали, что при ссоре я вполне могу сделать из них отбивную котлету. Некоторые даже позволяли себе недостойные выходки и называли меня не иначе как «мужеподобным существом, которому лишь бы кого замочить». Я — мужеподобное существо с кровожадными наклонностями? Видит бог, никогда такого не было. Более того, никто и никогда не нашел бы в моей внешности и внерабочем поведении хоть какой-то мужской штрих. Хрупкая стройная фигура, нежное лицо, завлекательная улыбка и мелодичный голос — ну чего этим недовольным надо? Глупцы. Только глупцы могли сказать что-то бестактное. Вот тот же Курилов был совершенно равнодушен к моим, как он выражался не без доли веселого цинизма, «бойцовым статям». Правда, он, следуя в этом моей тетушке, не упускал случая намекнуть, что я занимаюсь не женским делом и что сильная половина человечества меня не похвалит.
Сам же он смотрел на все это сквозь пальцы, потому что был специалистом столь же высокого класса, что и я.
О Воронцове этого сказать было нельзя. Нет, быть может, он и был спецом в своей области, даже наверняка, потому что плохого парикмахера в элитный салон не возьмут… но я поняла, как неловко он себя почувствовал.
— Брошу к чертовой матери! — неожиданно для самой себя вслух сказала я и подумала, что рано или поздно мне придется выбирать между моей профессией и любимым человеком.
Кто бы он ни был.
…«Мужеподобное существо»! Это надо же такое сказать!
— Ты что-то сказала? — спросил Воронцов, входя в комнату с подносом, на котором были две чашечки кофе.
— Нет… ничего. Ого… Как ты разобрался, где там кофе лежит, где сахар и где кофемолка? Я сама насилу в Наташкином бардаке сориентировалась… правда, только на вторую неделю проживания.
— А эта Наташка, она кто тебе? — посмотрев прямо мне в глаза, спросил Воронцов.
— Подруга.
— Близкая?
— Ну, если квартиру оставила…
— Это не показатель, — неожиданно жестко прервал меня Воронцов, но потом, заметив мой недоуменный взгляд, быстро добавил: — Прости… я, кажется, немного нервничаю после всех этих передряг.
