— К сожалению, у них защита от магии. Так считает Карл-Антон, хотя мне кажется, это не защита, а… нечувствительность.
— Это… как?
Я ответил нехотя:
— Есть люди с музыкальным слухом, а есть те, кому медведь на ухо наступил, а потом еще и по морде потоптался… Чувствительных музыка заставляет плакать или смеяться, а нечувствительные слышат только звон тетивы да хрюканье труб. Так и с магией. Ну тупые они, тупые!
Она посмотрела на меня несколько странно, но сдержалась, хотя вижу, хотела ядовито напомнить и о моей странной нечувствительности к магии.
— И в чем ваш план?
— Какой план? — переспросил я с тоской. — Как дурак, смотрю на них и не знаю, с какого конца! Сам еще могу напасть на одного… нет-нет, не со сверкающим мечом в руках и горящим доблестью взором на лице… я не настолько хорош, признаюсь без всякого стыда… но могу попробовать стрелами. Есть у меня еще молот…
— А твой конь унесет от неприятностей, — добавила она.
— Вот-вот, — согласился я. — Если, конечно, тоже не шарахнут чем-то дистанционным. Тогда и конь… что конь? Как и Бобик. Но в любом случае я один не смогу остановить все это!.. Их слишком много, а этот корабль, что больше городов Штайнфурта, Войсу и еще десятка таких же вместе взятых. Он может вместить даже не знаю сколько народу! И сколько со всех сторон выезжает каждую ночь ловчих отрядов!
Она сказала просто:
— Давайте проедем дальше.
— Зачем? — спросил я с подозрением.
— Посмотрим, — ответила она. — Я их еще не видела.
— Все, — сообщил я мрачно, — кто их видел, уже мертвы.
— А пленные?
— Твари как-то чувствуют их страх, — объяснил я. — И видят позы чемоданчика… ну, так называют позы подчинения.
Она поинтересовалась в недоумении:
— Это какие?
— Опущенные головы, — сказал я, — согнутые спины, боязливые взгляды… сама знаешь. А тех, кто вышел сражаться, тоже видят сразу по их фигурам, по лицам. А двигаются они очень быстро.
— Быстрее меня?
Я посмотрел с иронией.
— Ладно, тебе это нужно увидеть. Со стороны. А то все: брешешь, брешешь…
— Я так не говорила!
— Глаза говорили, — уличил я. — Я вас всех насквозь зрю недремлющим. Знаешь, сейчас беспокоит, что все еще выходят крохотными группами. Сегодня, как ты слышала, вышло полсотни…
— Ну-ну, — поторопила она.
— Значит, — сказал я, — наш мир для них просто ужасен. Чудовищен и вообще… неприемлем. Пока выпускают, как мне вот чудится и мерещится, самых… крепких, сильных, закаленных. Остальные готовятся, привыкают.
Она прошептала:
— Самый ужас наступит, когда выйдут все?
— Это и будет конец, — ответил я обреченно. — Потому пленный даже не знаю как! В смысле, нужен.
Она заметно оживилась.
— Понятно. У вас есть план?
Я покачал головой.
— План будет, когда допросим схваченного. А так пока нет… не весьма достаточно данных.
Глава 4
Подул легкий ночной ветерок, темные облачка сдвинулись, открывая новые звезды. Или это облака все еще на месте, застывшие до утра, а звездный купол медленно поворачивается, и звезды то скрываются за облаками, то выплывают наружу.
Я оглянулся, за деревьями мелькнул красный огонек, а когда я сдвинулся в сторону, открылся вид на далекие хижины, освещенные багровым огнем костров.
Лес достаточно густой и настолько плотный, что я вчера, поколебавшись, разрешил жечь костры, а у моего шатра поставить факел у входа, так что сейчас в довершение к освещению еще и плотные запахи жареного мяса плывут во все стороны.
Я потянул носом, Альбрехт взглянул на меня, оглянулся на лагерь. Лицо стало встревоженным.
— Ваше величество?
— Ничего не чуете? — спросил я. — Что с вами, граф?
Он ответил несколько замедленно:
— Н-нет… А что надо?
— Аромат, — пояснил я, — аромат такой, хоть топор вешай.
Он понял, кивнул, сказал успокаивающим голосом:
— От Маркуса до леса две мили, а тут еще столько пробираться! Любые запахи рассеются.
— Надеюсь, — ответил я. — Хотя кто знает. Даже я мог бы, наверное, учуять… Ладно, эти твари просто не захотят искать нас в лесу.
Кони резво взяли от опушки по ровному, глаза привыкли, думаю, уже у всех. Через полчаса поднялись на пологий холм, Боудеррия приложила ладонь козырьком ко лбу, словно это поможет всматриваться через ночную темень, слабо пронизанную светом звезд.
Отсюда с холма видна белеющая на темной земле дорога, в двух сотнях ярдов от нас, там отряд сэра Виртвуда, вместе с сэром Кенговейном занял позиции.
Редкие кусты, с одной стороны, хороши, чтобы укрыть спрятавшихся, но в то же время можно стрелять через листву, не опасаясь, что мелкие веточки отклонят выпущенный с огромной силой стальной болт.
Я пустил коня к ним, арбогастр красиво пронес вдоль длинного ряда, Бобик забежал со спины и напрыгивал на арбалетчиков, валил в кусты, показывая, что от него не спрячешься.
Я смотрел придирчиво, кто как разместился, сэр Виртвуд следил за моим лицом преданными глазами.
— Ваше величество?
— Все так, — одобрил я. — Но не переговариваться, не двигаться, не сопеть!
— Да, ваше величество!
Я пояснил, смягчая резкий тон:
— У этих тварей очень хороший слух. Музыкальный даже…
— И нюх, — добавил сэр Виртвуд, тут же уточнил: — К счастью, ветер пока в нашу сторону.
Арбалетчики застыли в готовности, только один поспешно и с самым виноватым видом крутит ворот, натягивая стальную тетиву до предела.
Виртвуд шипел сквозь зубы, но и когда арбалетчик устроился и застыл, продолжал поглядывать на него злыми глазами.
Я оглядел всех быстро, шепнул Виртвуду, но так, чтобы ближайшие арбалетчики услышали и передали по цепочке:
— Никаких переговоров, геройства прочего!.. Как только подойдут на расстояние выстрела… не высовывайтесь, бейте в упор прямо через листву!
Он сказал с подозрением:
— Ох, ваше величество…
— Что?
— Вы будете где?
— У меня своя задача, — ответил я. — Смотреть из безопасного места.
Он покачал головой.
— Так я поверил. Задумали вы что-то нехорошее…
Я сказал сердито:
— Ничего подобного! Мой конь — огонь! Он успеет. Потому постараюсь встретить их сзади. Ну, не встретить, так догнать. Стрелами. Вы бейте в лоб, а я попытаюсь захватить хоть одного!
