— Ваше величество? Разве не вы, как древний герой, идете в их логово? И ведете за собой лучших из лучших?
— Ваша задача еще значительнее, — заверил я.
Он смотрел с вопросом в очень серьезных глазах, дыхание уже выровнялось, а голос прозвучал, как зов боевого рога:
— Ваше величество?
— Вы остаетесь, — объяснил я, — в полной готовности наблюдать за крепостью, упавшей со звезд. Как только филигоны в ночи погонят новую партию пленных… Нет, не нас. Нас они должны загнать без помех, закрыть за нами ворота, затем отправиться искать новых.
Он сказал торопливо:
— Я должен напасть на врага и освободить пленных?
Я покачал головой.
— Ни в коем случае! Вы должны дать им возможность открыть ворота в Маркусе для новой партии пленных! Понимаете? Именно в этот момент и нападете!.. Когда ворота открыты.
Он охнул радостно:
— Ворвемся вовнутрь и освободим вас?
— Да, — согласился я. — Это ваша задача. А мы тем временем, разузнав все внутри и подготовившись, ударим изнутри. В спину. Ничего бесчестного, такого врага можно. Если соединим силы, филигоны, возможно, не сумеют поднять эту крепость в воздух с распахнутыми воротами! А если и поднимут, то не слишком высоко… Миль на сто, не выше.
Он вздрогнул, это ж можно и ногу сломать, если выпасть, но воскликнул с чувством:
— Гениальный план! Достойный великого короля!
Я предупредил:
— Только факелы не зажигайте. Пока ворота не будут распахнуты во всю дурь. Иначе их могут не открыть. Двигайтесь скрытно. Хотя для филигонов это не будет скрытно… но вы поняли.
— Точно, — восхитился он. — Гениально!.. А когда ворвемся с факелами в руках, уже в таком огне не смогут отличить левую лапу от правой. Какие там ворота!
— Прекрасно, — сказал я, — дорогой барон, я рассчитываю на вас. От того, как умело проведете этот маневр, зависит судьба всех людей на свете! Заранее благодарю вас.
Он понял правильно, поклонился и, окрыленный, не вышел, а улетел на крыльях доблести и славы.
Бобик вертится, чует всеобщее возбуждение, глаза горят азартом, сейчас помчимся, понесемся, будем ловить бревнышко, жизнь хороша, прячьтесь, кабаны и барсуки, все равно найду.
Я поймал его на полдороге, прижал к груди, он лизнул меня в лицо, я в ответ чмокнул в ледяной нос.
— Остаешься, — сказал я отечески твердо. — Вернусь скоро. Выспаться не успеешь! Жди меня, и я вернусь, только очень жди…
Он обиженно взвизгнул, но я смотрю непреклонно, и он горестно вздохнул, посмотрел с укором. Ну что за места такие, куда меня стыдно брать? Не везде же все ломаю и порчу!
Арбогастр подошел, повернулся боком. Бобик снова взвизгнул, когда я прыгнул в седло, опустил уши и пошел в шатер, такой послушный и жалобный, что у меня дрогнуло сердце.
— Вперед, — сказал я торопливо, — не могу смотреть…
Арбогастр сделал рывок, через минуту мы остановились перед готовым к отправке отрядом.
Я еще раз придирчиво проверил, кто как одет, велел вымазаться землей и вообще грязью, а при встрече с филигонами изображать испуг.
Все в нетерпении поглядывают на закатное солнце. Новые отряды начали выдвигаться к выходу из леса, я с седла и тех оглядел придирчиво, выглядят крестьянами, только десяток при оружии и в кожаных доспехах.
— Годится, — произнес я с сомнением, — может быть, потом из вас бродячую труппу создать? Будем спектакли ставить… Крестьян изобразить сумели, сумеете и принца Гамлета. Да, был такой, Дездемону душил… Сэр Нортон, начинайте движение. До наступления темноты надо успеть расположиться в домах.
Нортон повернулся к отряду.
— В колонну по двое… марш!..
Я понаблюдал некоторое время, арбогастр косит на меня глазом, я сказал со вздохом:
— Давай посмотрим, что там за Тоуды… Выживем — воздвигнем там монумент. В мою честь. А ты что думал? Ладно, и тебе тоже.
Через несколько минут впереди показались приземистые сельские дома, сараи, аккуратно нарезанные огороды, быстро понеслись навстречу.
На околице двое конных поспешно повернули коней в мою сторону.
— Ваше величество!
— Все в порядке, — сообщил я. — Да, вы правы, я мог бы и один, но из присущей мне скромности делюсь славой, так что сейчас прибудет отряд в двести человек. Места готовы?
— Все подготовлено, — сообщил один торопливо. — Надо спешить, ваше величество!
Я покосился на вспыхнувший горизонт, который зажгло коснувшееся его солнце.
— Нам остается только разойтись по домам… А там все и решится.
Солнце опустилось за горизонт, только облака грозно багровеют в темнеющем небе, когда показались скачущие к селу легкие всадники Норберта, а за ними на тяжелых конях рыцари в одеждах простолюдинов.
— Успеваем, — сказал я с облегчением. — Ну, теперь уже все очень скоро. Так или не так.
На околице конный отряд перешел на шаг. Я нетерпеливо махнул рукой, направляя в село, разведчики провели к домам, где лучше всего прикидываться несчастными крестьянами.
В седлах остались только вооруженные и в доспехах, быстро собрали коней с опустевшими седлами. Мои отборные двести человек молча начали расходиться по дворам и пустым домам.
Я в нетерпении оглянулся на тех, кто должен вернуть коней в лагерь, что-то медленные, как черепахи, не вздумали бы дожидаться филигонов, чтобы вступить в бой, наконец собрали всех оставленных коней и удалились с ними на рысях в сторону лагеря.
Я огляделся, возле меня остались Тамплиер, Сигизмунд и Альбрехт. Хорошо хоть Норберт и Боудеррия, которым наверняка хотелось бы остаться тоже, пошли к своим людям, эти считают себя свободными птицами.
— Ладно, — сказал я, — присмотрю за вами. Если кому нужно вытереть носик, плачьте громче. Граф, вам тоже нечего делать?
Альбрехт ответил бодро:
— Как лорд-канцлер, я должен присматривать не за отдельными отрядами, а за всем государством! А вы как-то обронили, что государство — это вы.
— Обронил и обронил, — ответил я сварливо, — пусть лежит, нечего такое поднимать. А раз уж подняли, то могли бы отдать незаметно, не при свидетелях, которых теперь придется казнить.
Сигизмунд в изумлении широко раскрыл невинные глаза, Тамплиер поморщился и грубо ткнул его кулаком в бок.
— Не обращай внимания.
Сигизмунд пролепетал:
— Почему?.. Это же его величество…
— У его величества нет своего шута, — сказал Тамплиер безжалостно, — вот его величество его иногда подменяет. Два в одном! Экономный.
Я сказал Альбрехту со вздохом:
