Альбрехт, Норберт, Тамплиер и Сигизмунд ко мне спинами, загораживая от остальных, на полу быстро растет горка Небесных Игл, Комьев Мрака, Костяных Решеток, а в завершение я призвал Зеленый, Травяной, Красный, Озерный, а также ряд мечей и топоров, скованных для меня гномами, оружейниками Вестготии, подаренных королями сопредельных стран и других соседних и несоседних королевств, что с помощью дорогих подарков воинственному королю устанавливали добрые отношения.
В конце принялся призывать все те мечи и топоры, которые брал в руки во время последнего обхода лагеря, и выросла еще одна внушительная куча.
Я тяжело вздохнул, чувствуя сильнейшую слабость во всем теле, сказал заплетающимся голосом:
— Можете повернуться, но только тихо…
Свет от моего огонька слабый, но Альберт все же тихонько охнул, а у остальных глаза стали шире, чем у филигонов.
Норберт спросил напряженным голосом:
— Это… нам?
Я вяло махнул рукой.
— Вооружайтесь. Но ни шагу, пока не зажжем факелы. Древками обеспечу… по крайней мере, попытаюсь.
Они ждали, я долго пыхтел, ничего не получалось, наконец сообразил поменять объект призыва, удалось перенести несколько палок, которые бросал Бобику. Все остальные, даже шесты, на которых держится мой шатер в лагере на болоте, не удалось и сдвинуть. Они хоть и мои, но я до них не дотрагивался, так что тупое заклятие их наотрез не признает.
Норберт вздохнул с удовлетворением, передал такие драгоценные палки самым надежным соратникам. Те отодвинулись в дальний угол, их загородили спинами, и работа по наворачиванию тряпок на древки началась.
Подошла Боудеррия, слабый свет снизу странно подсвечивает ее лицо, делая нижнюю челюсть широкой и неправдоподобно мощной, а глаза прячутся в тени за высокими скулами.
— Мои в порядке, — сообщила коротко, — целы, делают факелы.
— Никогда не забываешь, — сказал я, — кто у них вожак?
Она коротко усмехнулась.
— Кто-то должен заботиться о них? Мужчины такие забывчивые.
— А ты как заботливая мамаша? — спросил я. — Не пора ли завести своих детей? Могу помочь в этом интересном деле… Кстати, вот для тебя подарок.
Я вытащил из-за спины и подал ей мечи с длинными узкими клинками.
Ее глаза вспыхнули восторгом, ахнула, прижала ладони к груди.
— Мои мечи?.. Как ты их пронес?
— Для тебя старался, — сообщил я скромно и, видя, как жадно она ухватила свое оружие, сказал с пониманием: — А детей, ты права, заводить тебе рановато.
Она явно хотела что-то возразить, но я поспешно указал в сторону моих лордов, те проводят с боевой группой разъяснительную беседу, хотя сами вряд ли представляют, как будем действовать, кроме того, что нападем с факелами в одной, мечами в другой.
— Пойдем послушаем. Выступать придется в любой момент.
— Какой? — спросил она с непонятным выражением.
— Это не от нас зависит, — сообщил я. — Филигоны сами подадут знак.
Она помолчала, спросила тихо:
— Ты в самом деле хочешь перебить их во всей этой крепости?
— А что не так? — ответил я почти сердито. — Корабли издавна захватывают взбунтовавшиеся! Когда рабы, когда невольники на веслах, а когда и сама команда, возжелавшая стать пиратами. Разница только в размерах судна.
Она вздохнула.
— Что ты за человек…
— Сам изумляюсь, — ответил я скромно, — и гений, и умница, и красавец… Особенно вот так в профиль, если смотреть снизу, находясь сбоку.
Альбрехт поднялся навстречу, за ним встали и двое-трое лордов.
— Ваше величество, — сказал он шепотом, — факелы готовы.
— Алхимики?
— Обещают зажечь моментально.
— Тогда просто ждите, — велел я. — Действовать придется очень-очень быстро. Врага ослепить сумеем, однако, боюсь, это даст нам только временное преимущество. Филигоны стоят на очень высокой ступени… потом объясню, хотя вряд ли, так что сумеют как-то приспособиться.
Альбрехт сказал понимающе:
— Потому урон нужно нанести сразу как можно больше.
— Не давать себе отдыха, — добавил Норберт, — драться, пока не попадаем от усталости. Ваше величество?
— Да, — согласился я, — теперь продвигаемся ближе к воротам.
Место в стене, где появляются врата, определить легко: в той части огромного трюма настолько пусто, словно там раскаленный пол. Все пленники инстинктивно стараются держаться подальше от того места, где появляются козлоногие.
Я сказал Альбрехту и Норберту тихо:
— Занимаем места. Ждать, возможно, придется долго. Потому устраивайтесь весьма, но зело! Каждый должен быть готов вскочить без помех, как только врата, так что никаких женщин…
— Ваше величество, — сказал кто-то за спиной обиженно.
— Я все вижу, — уличил я. — Кое-кто из ваших уже начал утешать испуганных дев и поспешно лишать их невинности, чтобы та не досталась козлоногим.
Карл-Антон сказал за спиной:
— Пока факелы зажигают, на это уйдет время, я с алхимиками ударим, как вы говорите, световыми вспышками.
— Прекрасно, — сказал я. — Какие мы умные, пока готовимся! Так бы и дальше…
Сэр Норберт пробормотал:
— Мы слишком долго отступали, печально было, боя ждали, так что теперь пойдет в нашу пользу.
— Закон маятника хорош, — согласился я. — По крайней мере, утешителен. Но жизнь не маятник. А если и маятник, то вдруг амплитуда в несколько поколений?
Пленные посматривают в нашу сторону боязливо, по нам видно, что не простых свиней, вон даже колдовский огонек у нас горит, освещает большой участок.
Крупный молодой мужик поднялся, робко приблизился, глядя со страхом и надеждой.
— Милостивые лорды, — произнес он с поклоном.
— Говори, — велел я.
— Если попытаетесь вырваться, — сказал он, — то я с вами, если можно. И тут еще много таких.
Он умолк, глядя выжидающе. Я ответил неспешно:
— Вырваться не получится. Догонят и убьют. Потому их самих нужно убить раньше. Как тебе такое?
Он заговорил быстро и волнуясь:
— Только прикажите!.. Мы все бросимся. Все одно смерть, так хоть кого-то с собой утащим!
— Мы надеемся даже победить, — ответил я. — У нас уже есть оружие, а самое главное… эти филигоны, так их зовут, боятся яркого света. Потому лучше сразу снимите рубахи. Когда начнется, поджигайте, пусть эти твари слепнут! И бейте сразу насмерть.
Он жарко выдохнул:
— Все сделаем, мой лорд!
