На обрывах над склонами долины появились еще лошади, а на них – всадники. Около трех дюжин, хорошо вооруженные, некоторые в доспехах. Мужчины и женщины, юнцы и люди в возрасте. Кое-кого из них Темпл видел в Кризе и теперь узнал. Остальные – незнакомцы. Трое или четверо держали наготове луки. Стрелы не смотрели прямо на Темпла, но они и не смотрели совсем в другую сторону. Многие закатали рукава, и предплечья покрывали татуировки. «Смерть Союзу. Смерть королю. Вставайте!»
– Мятежники, – прошептал Темпл.
– Ты – мастер утверждать очевидное, – Корлин спешилась, вытолкнула ступню Брачио из стремени, потом ногой перевернула тело. Раскормленное лицо капитана, измазанное в грязи, смотрело в небо. – Как твоя рука?
Шай зубами оттянула рукав, показывая длинный, все еще кровоточащий порез. При виде ее раны колени Темпла сразу ослабли. Или еще сильнее ослабли… Удивительно, что он вообще так долго держался.
– Немного болит, – сказала Шай.
Корлин достала из кармана свернутый бинт.
– Такое чувство, что один раз мы это уже переживали. – Она уставилась синими-синими глазами на Темпла, когда принялась обматывать руку Шай. Казалось, эта женщина никогда не мигает, что могло бы лишить стряпчего силы воли, если бы у него оставалась хоть кроха. – А где мой дядя?
– В Биконе, – прохрипел Темпл, а в это время мятежники спешились и начали сводить коней на дно ущелья по крутым склонам, вызывая оползни.
– Он жив?
– Откуда нам знать? – ответила Шай. – Инквизиция опознала в нем Контуса.
– Да ну? – Корлин взяла безвольную ладонь Темпла и свела его пальцы вокруг запястья Шай. – Придержи-ка…
А сама взялась расстегивать одну за другой пуговицы на куртке.
– Лэмб вернулся за ним, но у них начались неприятности определенного рода. Тогда-то мы и забрались в фургон. А Свит напугал лошадей, чтобы дать им немного… времени.
Корлин наконец-то избавилась от куртки и набросила ее на спину коня. Ее жилистые руки покрывали синие письмена – призывы от запястий до плеч.
– Контус – это я, – сказала она, снимая с пояса нож.
Наступила тишина.
– О как! – сказал Темпл.
– А-а-а! – протянула Шай.
Корлин – или Контус? – быстрым движением обрезала лишний бинт и закрепила повязку булавкой. Прищурившись, оглядела разбитый фургон, застывший посреди золотого потока на снегу.
– Похоже, вы сорвали куш.
– Есть немножко, – прокашлялся Темпл. – Последнее время жалованье законников выросло.
– Нам бы пару лошадей, – Шай пошевелила перевязанным предплечьем, разрабатывая пальцы. – Никомо Коска висит на хвосте.
– Вы никак не можете избавиться от неприятностей, да? – Корлин похлопала по шее коня Брачио. – Можете забрать этих двух коней. Но нужно заплатить.
– Не думаю, что ты станешь торговаться…
– С вами? Я тоже так не думаю. Позвольте поблагодарить за щедрый взнос на дело освобождения Старикленда.
Она кивнула соратникам, и они поспешно кинулись к сокровищам, открывая на ходу мешки и седельные сумки. Один из них, крепкий парень, едва не свалил Темпла, зацепив плечом. Кое-кто упал на четвереньки, загребая золото, рассыпавшееся при крушении фургона. Другие кинулись внутрь, разбивая замки и вскрывая сундуки, чтобы украсть достояние драконьего народа в третий раз за истекшую неделю.
Еще несколько мгновений назад Темпл ощущал себя богатым сверх всяческих, самых жадных, ожиданий. Но поскольку совсем недавно он готовился расстаться с головой, то жаловаться на результат было бы вопиющей неблагодарностью.
– Благородное дело, – прошептал он. – Пусть это в самом деле вам поможет.
Времена меняются
Мэр стояла в привычной позе на балконе – руки на отполированных перилах – и наблюдала за работниками Карнсбика, которые копошились на его новой мануфактуре. Огромная конструкция уже возвышалась над старинным амфитеатром, закрывая паутиной строительных лесов место, где раньше стоял Белый Дом Папаши Кольцо. Это во всех смыслах отвратительное здание долгие годы приводило в движение всю ее ненависть, все коварство, всю ярость. Но теперь она скучала по нему.
Не говоря уже о должности мэра, она стала королевой Дальней Страны, когда Папаша Кольцо перестал качаться в петле, но теперь триумфальный венец высох и увял. Половина местного люда сбежали из-за пожаров и убийств. Потом поползли слухи, что запасы золота истощаются. Кто-то принес весть о новом месторождении на юге, неподалеку от селения Надежда, и люди потекли из Криза сотнями. Потеряв постоянного противника, Мэр уволила большинство своих головорезов. Озлобленные, они развлекались поджогами, перед тем как покинуть город, и обратили в пепел уцелевшие ранее здания. Но даже сейчас часть домов пустовала и арендной платы не приносила. Отряды старателей оставались в холмах и не приносили в город золотой песок, лишая заведения дохода. Игорные залы и дома терпимости стояли заколоченные досками. Лишь тоненькая струйка клиентов приносила доход в Игорный Храм, где раньше Мэр так делала деньги, словно управляла монетным двором.
Криз был ее единовластной вотчиной и теперь не стоил и гроша.
Иногда Мэр ощущала, что всю жизнь трудилась с потом и кровью лишь для того, чтобы наблюдать, как рушится все, построенное ею. Из-за глупой гордости, из-за чужой мстительности, из-за прихотливых изгибов судьбы – слепой убийцы. Бежать от одного краха к другому. Потерять, в конце концов, даже собственное имя. По привычке она продолжала держать упакованный мешок с вещами на случай бегства. Мэр осушила бокал и налила еще.
Вот что такое отвага. Принимать свои разочарования и свои потери, признавать вину и не отказываться от позора, оставлять в прошлом все раны – нанесенные и полученные. Начинать с начала. Посылать подальше прошлое и встречать будущее с высоко поднятой головой. Времена меняются. Те, кто это успевает заметить, подстраиваются, чтобы исправить жизнь к лучшему. Потому-то она заключила сделку с Карнсбиком и вновь разделила свою маленькую, с трудом отвоеванную империю, не произнеся ни одного слова против.
К этому времени его небольшой заводик, который тогда казался дьявольски огромным, переделанный из опустевшего борделя, изрыгал черный дым из двух жестяных труб и трех кирпичных, закоптив всю долину и изгнав немало шлюх, продолжавших трудиться, несмотря на катастрофическое падение спроса, с балконов под защиту стен.
На глазок дымоходы новой мануфактуры казались вдвое больше. Самое большое здание в пределах ста миль вокруг. Мэр даже не знала, что там производят, за исключением того, что дело было связано с углем. В холмах таилось не так много золота, зато черное сырье они поставляли в потрясающем количестве. Когда близость мануфактур стала суровой реальностью, Мэр задумалась: а не проще и уютнее ли жилось ей с Папашей Кольцо через дорогу? Его она, по крайней мере, понимала. Но Кольцо ушел, и с ним ушел целый мир, с которым она боролась. Улетучился, как дым с легким ветром. Карнсбик привозил людей, чтобы строить, добывать уголь, топить его печи. Рабочие – более спокойные и трезвые, чем те люди, к которым привыкли в Кризе, но они тоже нуждались в развлечениях.
