– Он мне не отец, – буркнула Шай и добавила: – Твой дядя тоже не из слабаков.
Корлин отрезала бинт резким взмахом маленького ножа.
– Может, нам разогнать волов и заставить этих двоих старых ублюдков таскать фургоны?
– Пожалуй, скорость передвижения увеличилась бы.
– Думаешь, Лэмб даст запрячь себя в хомут?
– Да легко. Но не знаю, как Савиан отнесется к кнуту.
– Боюсь, кнут об него сломается.
Фургон наконец-то освободился и поехал. Старый кузен Джентили вертелся на козлах. А позади, на мелководье, Савиан похлопал Лэмба по плечу.
– Похоже, они сдружились, – заметила Шай. – Эти два молчуна.
– Ах, это молчаливое братство ветеранов.
– Почему ты думаешь, что Лэмб – ветеран?
– Да по всему. – Корлин осторожно сколола бинт булавкой. – Готово! – Она повернулась к мужчинам, брызгающимся водой, и внезапно тревожно воскликнула: – Дядя! Твоя рубашка!
Скромность, доведенная до безумия. Переживать о порванном рукаве, когда половина компании разделись до пояса, а парочка вообще сверкала голыми задницами. Но когда Савиан резко дернулся, чтобы посмотреть, в чем дело, Шай мельком увидела его голое предплечье. Кожу покрывали иссиня-черные вытатуированные письмена.
И какой смысл спрашивать – ветераном чего он был? Мятежник. Вероятнее всего, он сражался в Старикленде, а теперь скрывался, поскольку их преследовала Инквизиция Его Величества, насколько слышала Шай.
Она подняла взгляд – Корлин смотрела на нее. Ни одной не удалось скрыть мысли.
– Подумаешь, рубашка порвалась, делов-то…
Но Корлин прищурила синие глаза, а Шай вспомнила, что у нее по-прежнему в руке нож, и ощутила потребность очень тщательно подбирать слова.
– Я хотела сказать, что у каждого из нас в прошлом одна-две прорехи. – Шай вернула бутылку и медленно выпрямилась. – И у меня достаточно хлопот, чтобы не совать пальцы под чужие латки. Их дела касаются только их самих.
Корлин отпила из горлышка, глядя на Шай поверх бутылки.
– Отличная привычка.
– А это – отличная повязка, – ответила она, пошевелив пальцами и улыбаясь. – Не припомню, чтобы меня перевязывали лучше.
– А что, частенько приходилось?
– Резали часто, но, по большей части, я оставляла их заживать просто так. Наверное, потому, что никто не спешил меня перевязать.
– Грустная история.
– О! Пересказать их – дня не хватит. – И вдруг Шай прищурилась, глядя на реку. – Что это?
К ним медленно плыло засохшее дерево, попав в ловушку на отмели. Космы перемешанной с пеной травы нависли на его ветвях. К стволу еще что-то прицепилось. Даже кто-то – в воде шевелились ноги. Шай сбросила одеяло и поспешила на берег. Вошла в воду, задрожав от холода.
Добрела до дерева и схватилась за ветку. Вздрогнула, когда боль пронзила все суставы ее правой руки, отдаваясь в ребрах, и была вынуждена взяться левой.
На стволе путешествовал мужчина. Он лежал ничком, поэтому Шай не могла видеть лицо, только шапку темных волос, а задравшаяся рубаха открывала кусок голой коричневой спины.
– Забавная рыбешка, – сказала Корлин, стоявшая на берегу, уперев руки в бока.
– Может, хватит шуточки шутить? Помоги мне вытащить его.
– А кто он?
– Гребаный император гурков! Откуда мне знать?
– А мне хотелось бы знать.
– Так давай вытащим и спросим.
– Не было бы слишком поздно.
– Когда его унесет в море, конечно, будет поздно.
Корлин неприятно цыкнула зубом и сошла с берега в реку, не замедлив шаги.
– Если он – убийца, это будет на твоей совести.
– Согласна.
Вдвоем они вцепились в дерево и вытащили его вместе с грузом, вспахав обломками ветвей галечник на отмели. Отступили, приглядываясь. Промокшая рубашка Шай прилипала к животу с каждым вдохом.
– Ну, ладно, – Корлин наклонилась, поудобнее берясь за человека. – Держи свой нож наготове.
– Он у меня всегда наготове.
Корлин рывком перевернула приплывшего на спину, при этом одна его нога шлепнула по воде.
– Ты представляешь, как должен выглядеть император гурков?
– Пожалуй, он упитанней, – пробормотала Шай, глядя на тощее тело, жилистую шею и заостренные скулы – одна из них с уродливой раной.
– И наряжен лучше… – добавила Корлин, рассматривая драные лохмотья, служившие незнакомцу одеждой, и единственный уцелевший башмак. – И, пожалуй, постарше. – Этому было где-то чуть-чуть за тридцать – редкие седые волосы на голове и темная щетина на щеках.
– И не такой искренний, – Шай с трудом подобрала это слово для описания его лица. Он казался почти мирным, несмотря на рану. Как будто только что закрыл глаза, чтобы поразмышлять над окружающим миром.
– С большинством искренне выглядящих ублюдков надо держать глаза на затылке, – Корлин склонила голову к одному плечу, потом к другому. – Но он хорошенький. Для топляка.
Наклонившись, она приложила ухо к его рту, послушала и уселась на корточках, продолжая рассматривать находку.
– Он живой? – спросила Шай.
– Есть только один способ проверить. – Корлин дала незнакомцу пощечину и довольно жестко.
Открыв глаза, Темпл увидел лишь слепящий яркий свет.
Рай!
Но почему в Раю так больно?
Значит, Ад?
Но в Аду должно быть жарко.
А все его тело сводило от холода.
Решив приподнять голову, он понял, что для это требуется слишком большое усилие. Попытался пошевелить языком – ничуть не лучше. Призрачный силуэт, окруженный сияющим ореолом, появился в поле зрения. Как же больно глазам…
– Боже? – каркнул Темпл.
От пощечины в голове загудело, щека вспыхнула, но в глазах прояснилось.
Нет, не Бог.
Во всяком случае, его изображали не так.
Бледнокожая женщина. Не старая, но Темпл чувствовал, что жизненного опыта ей не занимать. Длинное угловатое лицо, обрамленное рыже-каштановыми волосами, отчего казалось еще длиннее, мокрые щеки и потрепанная шляпа, вся покрытая солевыми разводами. Подозрительный суровый взгляд. Искривленные презрительно губы. Причем морщинки в уголках рта говорили, что это ее привычная гримаса. Она выглядела привычной к тяжелой работе и нелегкому выбору, но россыпь веснушек на переносице слегка смягчала внешнюю суровость.
Позади мелькнуло лицо второй женщины. Постарше, более круглое. Короткие волосы взъерошены ветром, и синие глаза, выглядевшие так, будто их уж точно ничто и никогда не взъерошит.
