– Не начнет, если ты удачлив, – ответил Лэмб.
Народ роился на мосту, как мухи на навозной куче. Ветер пригнал их со всех концов этой дикой страны, чтобы торговаться и пьянствовать, драться и трахаться, смеяться и плакать и предаваться всем остальным занятиям, какими обычно занимаются люди, оказавшись в компании себе подобных после многих недель, месяцев или даже лет отшельничества. Здесь крутились охотники, трапперы и старатели – в самодельной необычной одежде, лохматые, с одинаковым, причем весьма отвратным, запахом. Были миролюбивые духолюды, которые или торговали пушниной, или попрошайничали, или блуждали в толпе, напившись в хлам. Хватало исполненных самых горячих надежд людей, держащих путь к золотым приискам, и разочаровавшихся, что возвращались обратно, стараясь выкинуть из головы неудачи. Торговцы, игроки, шлюхи стремились построить собственное благосостояние на плечах всех и каждого. Неистовые, будто завтра мир провалится в преисподнюю, они толпились среди костров и развешанных на просушку шкур и шкур, свернутых для дальней дороги, в конце которой из нее выкроят шляпу для богатого бездельника из Адуи, чтобы все соседи передохли от зависти.
– Даб Свит! – буркнул человек с бородой широкой, как ковер.
– Даб Свит! – кричала крошечная женщина, обдирающая тушу больше ее раз в пять.
– Даб Свит! – орал полуголый старикан, складывающий костер из ломаных рам от картин.
Первопроходец кивал, раскланивался с каждым, знакомый, по всей видимости, с половиной обитателей равнин.
Предприимчивые купцы обматывали фургоны аляповатыми тканями, используя их как торговые палатки, и выставляли вдоль Имперской Дороги, ведущей к мосту, которая превратилась в рынок, оглашаемый криками приказчиков, блеянием скота, грохотом товаров и звоном монет. Женщина в очках на носу сидела за столом, сделанным из старой двери, на котором красовались отрезанные и высушенные головы. Надпись выше гласила: «Черепа духолюдов. Куплю или продам». Еда, оружие, одежда, лошади, запасные части фургонов, любые вещи, которые могли понадобиться человеку в Дальней Стране, продавались впятеро дороже их обычной стоимости. Брошенное наивными путешественниками имущество – от столовых приборов до оконных стекол – распродавалось их прожженными товарищами за бесценок.
– Полагаю, было бы выгодно возить сюда мечи, а обратно – оставленную мебель, – задумчиво проговорила Шай.
– У тебя отлично наметан глаз на выгодные сделки, – сказала Корлин, усмехаясь уголком рта.
Трудно было найти в суматохе более трезвый рассудок, но эта женщина раздражала, делая такое лицо, будто все знала лучше других.
– Сами они ко мне не прибегут.
Шай отдернулась, когда на дорогу перед ней брызнула струя птичьего помета. Здесь вообще кружили целые стаи пернатых – от самых больших до совсем крошечных. Пронзительно щебеча и горланя, они кружились в вышине, сидели рядком, сверля пронзительным взглядом едущих мимо, дрались друг с другом на мусорных кучах, вышагивали в поисках – как бы слямзить что-нибудь, что плохо лежит, и то, что хорошо лежит, тоже. Мост, палатки и даже людей покрывали полоски их белесого дерьма.
– Одна из них вам просто необходима! – кричал торговец, держащий за шкирку злобно шипящую кошку и сующий ее Шай под нос. Другие хвостатые собратья по несчастью выглядывали из клеток с видом заключенных на долгие срока. – В Кризе бегают крысы размером с коня!
– Тогда и кошки нам понадобятся побольше! – рявкнула Корлин в ответ, потом повернулась к Шай: – А где твой раб?
– Помогает Бакхорму перегонять его стадо через этот долбаный бардак, смею заметить. – И сварливо добавила: – Он не раб!
Похоже, ей на роду написано защищать людей, которых охотно удавила бы своими руками.
– Ну, ладно, твой мужчина-шлюха.
– И это мимо, насколько я знаю. – Шай хмуро смотрела на человека в расстегнутой до пупа рубашке, который выглядывал из-за засаленного полога палатки. – Правда, он говорил, что освоил много ремесел…
– Мог бы попытаться заняться хотя бы этим. Насколько я вижу, это единственный способ, который поможет ему вернуть тебе долг.
– Поживем, увидим, – ответила Шай, хотя она начинала полагать, что Темпл – не самое лучшее вложение денег. Этот долг ему предстоит выплачивать до Судного дня, если не помрет раньше, что казалось более вероятным, или не найдет какого-то другого дурачка, с которым сбежит в ночь, что казалось еще более правдоподобным. В прошлые годы она называла Лэмба трусом. Но он, по крайней мере, никогда не боялся работы. Никогда, на ее памяти, не жаловался. Темпл же, едва открывал рот, начинал скулить о пыли или непогоде, или о натертой заднице.
– Я тебе покажу натертую задницу, – прошипела она. – Бесполезный говнюк.
Может, стоит пытаться отыскать в людях лучшее, что у них есть, но Темпл был из тех, кто умел это очень хорошо скрывать. До сих пор. А что следует ожидать, вылавливая мужчину из реки? Героя?
Две дозорные башни некогда защищали подходы к мосту по обоим берегам. На ближнем они разрушились и превратились в заросшую груду камней. Но между ними кто-то сляпал наспех ворота – самое отвратное произведение столярного искусства из всех виденных Шай, а она в свое время переломала немало досок. Остатки древнего фургона, ящики, бочки, из которых во все стороны торчали гвозди, и даже колесо, прибитое спереди. На обломанной колонне с одной стороны восседал парнишка, напустивший на себя самый воинственный вид, что Шай когда-либо видела.
– Па! У нас гости! – крикнул он, когда к воротам приблизились Лэмб, Свит и Шай, а за ними и остальные фургоны завязшего в толчее Братства.
– Вижу, сынок! Отличная работа! – произнес здоровенный мужик, побольше Лэмба, пожалуй, с нечесаной рыжей бородой.
С ним рядом стоял рыхлый типчик с очень пухлыми щеками, в шлеме, созданном для человека гораздо менее пухлого, который сидел на нем, как чашка на булаве. Еще один почтенный обыватель вызвездился на разрушенной башне, держа в руках лук.
Рыжебородый вышел перед воротами с копьем в руках. Он не целился в них, но и не целился в сторону.
– Это – наш мост, – сказал он.
– Вот это да! – Лэмб стащил шляпу и вытер ею лоб. – Никогда бы не подумал, что вы, парни, так здорово управляетесь со строительством из камня.
Нахмурившись, Рыжебородый немного поразмыслил – не стоит ли обидеться. Потом сказал:
– Нет, мы это не строили.
– Но это наше! – закричал Пухлый, как если бы громкость добавляла словам истинности.
– А ты – здоровенный дурак! – добавил парнишка со столба.
– А кто докажет, что это ваше? – спросил Свит.
– А кто докажет, что это не наше? – воскликнул Пухлый. – Собственность охраняется законом!
Шай оглянулась, но Темпл все еще волочился за стадом.
– Ха! Когда нужен проклятый законник, его никогда нет под рукой.
