Низкорослая лошадка, вся истыканная стрелами, шатаясь, пробежала мимо, врезавшись в другую, но пока Шай отвлеклась на них, косматое существо запрыгнуло на фургон. Она видела только выпученные глаза, обведенные красными кругами, а потом вцепилась в него – один палец попал в рот и рванул щеку. Вместе они упали с фургона, прямо в пыль. Сильные ладони сжались вокруг ее головы, сворачивая шею, в то время как она дергалась и пыталась нащупать рукоятку ножа. Внезапно под черепом Шай вспыхнул свет, мир стал безмолвным и призрачным, а вокруг топтались чьи-то ноги, вздымая пыль. Почувствовав острую боль за ухом, она кричала и кусалась, но вырваться не могла.
Но тяжесть исчезла, и Шай увидела, как Темпл борется с духолюдом, пытаясь вырвать у него окровавленный нож. Она поднялась медленно, как пробивается к солнцу росток, вытащила меч из ножен и шагнула по раскачивающейся земле… Ударила духолюда и поняла, что попала по Темплу, настолько они сплелись в борьбе. Захватила духолюда за шею, прижала к себе и вонзила клинок в спину. Воткнула и провернула, скребя сталью по кости, давила, пока меч не прошел насквозь, а ладонь стала горячей и скользкой от крови.
Стрелы падали с неба, легкие, словно бабочки, на коров, которые недовольно мычали, покрытые кровью и оперенными черенками. Они тянулись друг к другу, как товарищи по несчастью – старик-кузен Джентили рухнул на колени с двумя стрелами в боку и бессильно обмяк.
– Там! Там!
Шай заметила, что кто-то пытается пролезть под фургоном – появилась ищущая рука. Ударила по ней каблуком с такой силой, что чуть не упала. Рядом один из старателей рубил лопатой. Пара шлюх тыкали копьями, отчаянно вопя, будто охотились на крысу.
Сквозь щель между фургонами Шай видела неразборчиво горланящую толпу спешенных духолюдов. Услышала, как Темпл бурчит что-то под нос на своем родном языке. Рядом стонала женщина… Или она не узнала свой голос? Сердце оборвалось. Шай отступила на шаг, как будто лишний шаг истоптанной земли способен защитить от чего бы то ни было. Все мысли о необходимости бежать остались в далеком прошлом, когда перед ней возник первый духолюд с огромным древним двуручником, рыжим от ржавчины, зажатым в разрисованных кулаках и в человеческом черепе вместо шлема.
И тогда между ними возник Лэмб, полурыча-полусмеясь. Радость на лице человека, которого она так давно знала, показалась ей ужаснее кровожадности любого из духолюдов. Меч северянина двигался так быстро, что расплылся в воздухе и расколол череп-шлем вместе с головой противника. Савиан бил копьем с фургона прямо в визжащую толпу. Кричащая Скала размахивала дубинкой. Люди выкрикивали проклятия на всех языках Земного Круга, тесня врагов наружу. Лэмб снова взмахнул мечом, рассекая косматую фигуру напополам. Оттолкнул труп ногой, открыв широкую рану с белыми осколками кости в алом обрамлении. Он крошил направо и налево, а напоследок схватил отчаянно вырывающегося духолюда за ноги и разбил его голову об клепки бочки.
Шай понимала, что должна помочь своим, но вместо этого обвисла на колесе и блевала до изнеможения, а Темпл наблюдал за ней, лежа на боку и зажав ладонью зад, куда она попала мечом.
Корлин зашивала порез на ноге Маджуда, держа нитки в зубах. Как всегда, невозмутимая, с руками, по локоть забрызганными чужой кровью. Савиан, окончательно охрипший, приказывал сдвинуть фургоны, завалить промежутки, выбросить мертвецов и готовиться к дальнейшему сопротивлению. Шай не думала, что способна еще бороться. Они сидела, зажав коленями руки, чтобы они не дрожали, струйка крови щекотала щеку, волосы слиплись. Она смотрела на труп убитого ею духолюда.
Обычные люди, как сказал Савиан. Только сейчас ей удалось разглядеть, что мертвец – мальчишка, не старше Лифа. Не старше, чем был Лиф при жизни. Погибли пятеро из Братства. Кузена Джентили убили стрелами. Двоих из детей Бакхорма обнаружили под фургонами с отрезанными ушами. Одну из шлюх утащили, и никто не знал, когда и каким образом.
Нашлись считаные единицы без ушибов или порезов, и уж точно не оставалось никого, кто не вскочил бы среди ночи в ужасе, услыхав волчий вой, до конца дней своих. Шай все никак не могла унять дрожь в руках. Горела рана за ухом, где духолюд начал отрезать свою законную добычу. Она не догадывалась – царапина это или ухо висит на полоске кожи, а проверить боялась.
Однако вставать было нужно. Она представила Пита и Ро в дальних диких краях, таких же испуганных, и в сердце разгорелся огонь. Сжав зубы и ворча, она поднялась на ноги, придерживаясь за фургон Маджуда.
Наполовину она ожидала, что духолюды убрались, рассеялись, словно дым на ветру, но ошиблась. Они все еще были здесь, в этом мире, к огромному ее удивлению. Скакали туда-сюда без видимого порядка по высокой траве, пели, кричали, по-прежнему размахивая сверкающей сталью.
– Уши уцелели? – спросил Свит, нахмурившись, когда он прижал палец к порезу, а Шай дернулась. – Ну, почти.
– Они нападут снова? – спросила она, принуждая себя не отводить взгляд от кошмарных фигурок.
– Может быть, а может быть, и нет. Они испытывают нас. Размышляют, следует ли предпринять еще одну попытку.
Савиан забрался на фургон к нему. Лицо его было жестче, чем обычно, а взгляд еще подозрительнее.
– На их месте я не успокоился бы, пока не перерезал нас всех.
– К счастью для нас, ты не на их стороне, – Свит, не отрываясь, смотрел на равнину. Казалось, он создан исключительно для этого занятия. – Они кажутся дикарями, но, как правило, духолюд рассуждает вполне приземленно. Они могут быстро разъяриться, но недолго держат обиду. Оказалось, что нас нелегко перебить, поэтому, скорее всего, с нами попытаются поговорить. Потребуют от нас мяса и денег, а там пойдут своей дорогой.
– Значит, мы можем оплатить проезд? – заинтересовалась Шай.
– Мало что, созданное Богом, нельзя купить, если у тебя в кошельке звонкая монета, – ответил Свит и добавил тише: – Хочу я верить…
– Но когда мы заплатим, что помешает им опять напасть на нас и перебить? – проворчал Савиан.
– Если ты хотел определенности в жизни, надо было оставаться в Старикленде, – пожал плечами Свит. – А это – Дальняя Страна.
В этот миг со стуком распахнулась изрубленная топорами дверь в фургоне Иосифа Лестека, на пороге появился знаменитый актер в ночной рубашке, с бешено выпученными глазами и взъерошенным венчиком седых волос.
– Проклятые критики! – вскричал он, издалека грозя духолюдам пустой кружкой.
– Все будет хорошо, – сказал Темпл сыну Бакхорма.
Кажется, второму сыну. Но не из тех, кого убили. Ясное дело, у того, кто мертвый, все хорошо быть не может. Вряд ли простые слова успокоят брата погибших, но все равно Темпл повторил:
– Все будет хорошо.
И попытался сделать это как можно искреннее, хотя сердце болезненно сжималось, заставляя голос прерываться, не говоря уже о раненой заднице. Смешно сказать – ранен в задницу. И не смешно на самом деле.
– Все будет хорошо, – говорил он, как будто от повторения желание станет действительностью.
