Задрав голову, Ро увидела, что из отверстий в скале появились множество людей и, стоя на лесах, смотрели вниз. Мужчины и женщины, все одетые в одинаковые одежды из некрашеной ткани и с обритыми налысо головами.
– Это наши друзья, – сказал старик, выпрямляясь.
– Мы старались изо всех сил… – Голос Кантлисса стал заискивающим и тонким.
– Я сожалею, что не все получилось.
– Я всего-то хочу оплату за труд.
– Я сожалею, что деньги могут быть всем, что хочет человек.
– У нас был договор.
– Об этом я тоже жалею, но вынужден признать – был. Твои деньги – там, – старик указал на деревянный сундучок, стоявший на камне у обочины тропы. – Надеюсь, они доставят тебе радость.
Кантлисс схватил сундучок, и Ро увидела блеск золота внутри. Он улыбнулся, его лицо озарилось отражением сверкающих монет.
– Уходим!
Он со своими людьми начал медленно отступать по тропе.
Кто-то из малышей расплакался – дети привыкают ко всему, даже к тому, что ненавидят. Ро взяла его за плечо и прошептала: «Ш-ш-ш-ш-ш…» Она старалась держаться храброй, когда старик приблизился и встал рядом, возвышаясь над ней.
Пит сжал кулаки и произнес с угрозой:
– Только тронь мою сестру!
Лысый внезапно опустился на колени так, что его лицо оказалось на одном уровне с Ро. Вблизи он выглядел огромным. Он положил одну широкую ласковую ладонь на плечо Пита, а вторую – Ро.
– Дети, меня зовут Ваердинур, тридцать девятая Десница Создателя. Я никогда не причиню вреда никому из вас, и не позволю никому. Я поклялся в этом. Я поклялся защищать эту священную землю и ее обитателей до последней капли крови и последнего вздоха. Только смерть может меня остановить.
Он вытащил красивую цепочку и повесил на шею Ро. На ее груди оказалась пластинка серого матового металла, похожая на слезинку.
– Что это? – спросила она.
– Чешуйка дракона.
– Настоящая?
– Да, настоящая. Они есть у всех нас. – Он сунул пальцы за ворот и вытащил, чтобы показать собственную цепочку.
– А зачем ты дал ее мне?
Ваердинур улыбнулся, хотя в глазах блестели слезы.
– Потому, что ты теперь – моя дочь.
Он обнял ее, очень крепко обнял.
Криз
Этот город, населенный менее чем одной тысячей жителей, наполняла такая мерзость, что сама атмосфера казалась пропитанной ею; здесь процветали убийства, пьянство было нормой, азартные игры – самым обычным времяпрепровождением, а драки – отдыхом.
Джеймс Вильям Бьюэл
Дешевый ад
Что такое ночной Криз?
Представьте себе дешевый ад. Добавьте побольше шлюх.
Самое большое поселение пограничья, рай первопроходцев, долгожданная цель Братства, расположилось в изогнутой долине, крутые склоны которой усеивали пеньки от срубленных сосен. Оно было местом дикой разнузданности, дикой надежды и дикого отчаяния. Никакой умеренности – одни лишь крайности. Мечты втаптывались в навоз, и тут же из бутылок высасывались новые, которые взлетят и рухнут под ноги, когда придет их пора. Здесь странности становились привычными, а удивительное давно приелось – если завтра можно с легкостью угодить в объятия смерти, сегодня нужно получить удовольствие по-полному.
В отвратительных своих границах город, главным образом, состоял из жалких палаток, чье внутреннее убранство, заметное через прорехи между тряпками, которые шатались туда-сюда на ветру, оскорблял человеческий взор. Дома были построены из сосновых бревен и великих надежд, шатались, словно пьяные, а женщины, наклонявшиеся с высоких балконов, здорово рисковали здоровьем ради заработка.
– А он стал больше, – сказала Корлин.
– Гораздо больше, – кивнул Савиан.
– Но я поостереглась бы утверждать, что лучше.
Шай попыталась представить место, которое могло быть хуже. Вакханалия умалишенных металась вокруг них в грязи и мусоре. Лица как нельзя лучше подходили для театральной постановки ожившего кошмара. Безумный карнавал захватил город. Пьяную ночь пронзали неестественный хохот, стоны удовольствия и крики ужаса, призывы ростовщиков и рев скота, скрип кроватей, грозящих вот-вот развалиться, и визг скрипичных струн. Все это складывалось в поразительную какофонию, где не нашлось бы двух похожих тактов, рвущихся сквозь распахнутые окна и двери, раскаты веселого смеха после удачного поворота колеса рулетки едва отличались от гневных выкриков и ругательств при неудачном раскладе карт.
– Небеса милосердные… – пробормотал Маджуд, прикрывая рукавом лицо в поисках спасения от всепоглощающего зловония.
– Достаточно, чтобы поверить в Бога, – заметил Темпл. – И что искать его нужно не здесь.
Сквозь ночной туман проступали руины. Невероятных размеров колоннады выстроились по обе стороны от главной улицы. Такие огромные, что три человека, взявшись за руки, вряд ли сумели бы обхватить их. Некоторые из них сломались почти у основания, другие – на высоте шагов десять, а некоторые все еще стояли, и верхушки их терялись в темноте. Мечущиеся сполохи факелов высвечивали резные письмена, руны, иероглифы, значения которых по прошествии веков уже никто не помнил. Напоминания о древних сражениях и победах, ныне покрытых пылью тысячелетий.
– Каким раньше было это место? – пробормотала Шай, крутившая головой так, что разболелась шея.
– Чистым, я думаю, – ответил Лэмб.
Лачуги росли вокруг старинных колонн, как сорные грибы на стволах мертвых деревьев. Горожане сбивали шаткие настилы, подпирали наклонными бревнами, протягивали поверху веревки и даже соединяли их висячими мостиками. Некоторые из хижин полностью скрывались под всеми этими надстройками работы неумелых плотников и, казалось, превратились в фантасмагорические кораблики, застрявшие на мели в тысяче миль от моря, украшенные фонариками, факелами и вывесками, призывающими предаться самым разнузданным порокам. Они представляли собой сооружения столь ненадежные, что, возможно, при более сильном ветре могли улететь.
Долина, принявшая в себя остатки Братства, поглотила их во всеобщем возбуждении, похожем на нечто среднее между оргией, бунтом и приступом горячки. Любители гульнуть умчались с выпученными глазами и открытыми ртами, спеша прожить целую жизнь развлечений до восхода солнца, как если бы кутежи и разврат не продолжатся на следующий день, после заката.
А вот Шай казалось, что продолжатся.
– Похоже на сражение, – проворчал Савиан.
– Где каждый против каждого, – добавила Корлин.
– И победы не бывает, – вставил Лэмб.
– Только миллион поражений, – прошептал Темпл.
Люди шатались и вихляли на ходу, хромали и ковыляли походками смешными и гротескными, перепившись сверх всякой меры, а возможно, больные телесно или душевно, а то и утратившие рассудок после долгих месяцев, проведенных в забое высоко в горах, где они забывали человеческую речь. Шай направила лошадь в объезд человека, щедро поливающего все вокруг, включая и собственные голые ноги – спущенные штаны путались вокруг щиколоток, пачкаясь в навозе. В одной трясущейся руке он держал конец, а другой прижимал к губам горлышко бутылки.
