Книга Жнецы страданий, страница 57. Автор книги Екатерина Казакова, Алена Харитонова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жнецы страданий»

Cтраница 57

– Дурак я был. То денег взаймы просил, то харч, то горькой чарку. Пыталась Мрыся меня в ум и совесть ввести, так разве ж получится… Терпела да перед мужем заступалась. Попроси зла на меня не держать.

Выученик Донатоса кивнул.

Мрыся, на диво, ждала обережника возле дома. Видать, весть о приезде колдунов уже облетела деревню.

– Вот вещи его в посмертии, – не здороваясь, протянула узел женщина. – Жил как пес дворовый, так пусть хоть упокоение достойное примет.

– Прости его, – забирая котомку, попросил колдун.

– Давно простила, – устало улыбнулась женщина. – Как же не простишь родную кровь-то? Да и он не всегда таким был. Когда жена померла – скатился. Деток нажить не успели, вот и задурил. Жалко мне его было. Всю жизнь жалко. А ведь верно говорят: однолюб дважды помирает. Так и он. Умер вместе с женой. Теперь вот и сам…

Она смахнула со щеки слезу, поклонилась колдуну и скрылась за воротами.

– Хранители светлые, дайте ей радости, – прошептал из-за спины Тамира пьянчуга. – Мира в пути, колдун. Сердце у тебя чуткое, как у Мрыси моей. Сбереги его таким, выдюжи.

И когда Тамир поворотился к призраку, чтобы спросить, от чего ему надо поберечь свое сердце, навий уже исчез. Поэтому парню ничего не осталось, как поспешить к сгоревшей кузне.

Обряд следовало провести до захода солнца, иначе навь войдет в силу и упокоить души будет стократ сложнее. Правда, как теперь их упокаивать, Тамир не знал, как не знал и того, отчего слышит их и видит. Отчего говорить с ними может, не произнося ни слова? И следует ли сказать об этом наставнику? А вдруг не поверит и на смех поднимет? Или то еще один урок? Кто Донатоса знает.

Он успел вовремя. Крефф как раз заканчивал замыкать обережный круг.

– Что уставился, как упырь на девку с красками? Узелки погребальные принес?

Тамир вытащил из заплечника посмертные дары.

– Ну, коли принес, так иди, собирай кости. И не приведи Хранители тебе хоть мизинец не отыскать! Упокою вместо навьих.

Выуч кивнул, разложил на снегу мужские рубахи и порты и отправился искать среди углей и золы останки мужиков. Как успеть до заката, он не понимал, но спорить с креффом себе дороже. Сказал – ищи, значит, надо искать. Только где искать-то? Кузня большая, и всё, вон, в угле да рухнувших досках… Однако обводя взглядом пепелище, послушник увидел слабое мерцание, исходящее от углей. Словно бледный-бледный свет лился из-под земли.

Привычные к грязной работе руки растаскивали горелые бревна и обуглившийся хлам, отыскивали среди углей кости и складывали на одежу. А трое навьих стояли возле полотнищ с погребальными дарами и молча смотрели на работу колдуна.

Через два оборота ученик управился и принялся оттирать снегом черные руки.

– Быстро сладил, – проворчал Донатос. – Я уж думал, дня три провозишься. Поди, напутал чего?

– Может, и напутал, – не стал спорить Тамир. – Если и так, тогда ответ нести буду.

– Еще как будешь, – усмехнулся крефф, разрезая ладонь.

Густая кровь закапала на снег, и колдун начал читать заговор. Выученик скинул кожух, закатал рукава рубахи и подставил под нож наставника свои запястья. Малой кровью три беспокойные души не изгонишь. Будут до последнего цепляться за землю, а если слабый Дар в колдуне, так и из него душу выпьют.

Лилась на пепелище руда, текла на снег, оставляя багровую россыпь; падали, падали слова заклинания… Вот только ветер не завыл, земля не вздыбилась, навьи не кидались на живых. Три бесплотные тени подплыли к Тамиру и в его голове прошелестело:

– Мира тебе.

– Мира вам.

И остались на пепелище только уголь, снег и сгоревшие кости поверх обрядовых рубах. А Донатос все читал и читал заговор и не видел, что души уже отлетели, а молодой колдун рядом с ним думал о том, почему одной лишь воли мало человеку и зачем ему беречь свое сердце? А самое главное – от чего беречь?


Всю обратную дорогу Донатос несся на лыжах, словно бешеный. Казалось, попадись ему на пути Ходящий, порвет голыми руками. Тамир молчал, пытаясь осмыслить случившееся, и не спешил делиться с креффом. У ворот Цитадели он все же осмелился спросить наставника, – отчего так легко далось упокоение?

– А пес его знает, – искренне пожал плечами колдун. – Видать, в силу еще не вошли. Или, может, обереги на всех троих путные были, оттого, даже сгорев, не дали душам шалопутить. Знать, хороший колдун наговаривал, не тебе чета. Так что, рыло свиное, не надейся, будто вдругорядь так же будет. Навь тем и опасна, что никогда не знаешь, чего выкинет. Повезло, что кости их искать не пришлось. Все на месте оказались. А растащи их собаки по деревне или вороны по гнездам, седмицу, а то и больше на карачках бы у меня ползал, во все щели заглядывая да руки до локтей обдирал, по деревьям лазая! Потому как бесполезно душу упокаивать, покуда все кости не соберешь. Понял, тетеря?

– Понял, наставник.

– Болтливый ты нынче, видать, не шибко устал, коли языком мелешь, – усмехнулся крефф, отстегивая лыжи.

Выученик молчал, словно соглашаясь.

– Ну а раз не устал, то ступай в каземат и скажи – твоя сегодня очередь дверь охранять. Посидишь в тишине и спокойствии, подумаешь, отчего люди дураками бывают.

Тамир неслышно вздохнул, взял в руки лыжи и отправился выполнять приказание. Вот только жизнь уже научила парня не бежать сломя голову делать то, что велят. Не терпела Цитадель поспешности. Будешь услужливо носиться, вывалив язык, долго не протянешь. Поэтому молодой колдун отправился в мыльню – по́том от него разило, как от загнанного жеребца, да и одежу отстирать надо.

В раздевальню, по обычаю, ввалилась Нурлиса. Хорошо хоть портки вздеть успел. Противная старуха оглядела выученика и разразилась привычно:

– Что, труповод проклятый, тепло тебе? Харю намыл, тело белое напарил? Поди, теперь на боковую завалишься, кровопийца?

Парень мысленно застонал. Нет, она изгаляется! Что за день у него выдался…

– Нечего, нечего мне тут глазоньки закатывать, не то как приложу, вон, ушатом-то, вмиг вежество вспомнишь. Намылся он, кабаняка вонючий!

– Чего это вонючий? – пробурчал колдун, надевая рубаху.

– Того это! – отрезала старуха. – Кабаняка и есть! Девка, почитай, третий день в каземате сидит, а он тут намывается. Тьфу, лось сохатый!

Выученик повернулся к бабке:

– Какая девка?

– «Какая», – передразнила старая. – Такая. Дура эта, которая с тобой в каменоломни шастала. Третьи сутки света белого не видит, а он тут рядится!

Послушник захлопал глазами.

– У-у-у! – замахнулась на него утиркой Нурлиса. – Понабрали пней!

Пристыженный и виноватый Тамир поспешил прочь из мыльни. А в голове стучало только одно: как он мог забыть про Лесану?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация