Хотя уж этот князек может себе позволить даже роту эскорта. Для подтверждения собственного величия. Правда, тогда остроносой пришлось бы торчать на кухне еще дольше. Интересно, сколько печенек в итоге доберется до золоченого идола? Мрачно подозреваю, что…
— А я тебя застукал!
И довольный-то какой… А если бы я от его вопля испугался? И свернул бы тарелки на пол?
— Просил же не трогать.
— Я и не трогал.
— А чего тогда навис над пироженками?
— Пересчитывал. Надо же мне было чем-то заняться? Баранов тут нет, слоников тоже.
Он не поверил. Снова исключительно демонстративно: подошел и вперил взгляд в стол.
— Ну как, убедился?
— Да вроде.
— Вроде — у дяди Володи.
— А?
— Бэ.
— Опять злишься.
Похоже на то. Вот только в чем причина? И сам себе не отвечу; по крайней мере сразу.
— Не переживай, потом все попробуешь, если захочешь.
— А разве что-то останется?
— Ты что, думал, интендант станет это есть?
Здрасьте! Столько хлопот было, беготни, и все впустую? Даже Фаня всегда щипал хотя бы по кусочку от халявного угощения. С выражением высочайшего презрения, но пробовал. Ради приличия. Стало быть, такие понятия у князька приглашенного? Обидно, однако, сознавать, что мой бывший хозяин оказался большим человеком, чем…
Хотя да, все время забываю: может, под шелками и бусами прячется ящерица какая-нибудь. А то и вовсе кобра.
— О, грядет вторая перемена… — рассеянно отметил Вася и повернулся ко мне: — Слушай, пока я хожу туда-сюда, сделаешь доброе дело?
— На тему?
— Чай завари. Сумеешь? Там просто все: засыпал, залил, закрыл.
— Справлюсь.
— Вот и ладушки! А я тогда — к гостям.
И он начал строить пагоду из оставшейся части тарелок, кстати сказать, большей, чем первая порция.
— Ну ты даешь…
— Это еще что! Вот когда я подрабатывал официантом в Харбине…
Сеанс воспоминаний оборвался, едва начавшись: словно повинуясь невидимому и неслышимому сигналу, Вася скользнул в коридор, оставляя меня наедине с порученным делом.
В заварке чая и впрямь не предвиделось ничего заковыристого, особенно учитывая научно-технический прогресс, позволяющий работать с местной водой на уровне алхимии. Дозатор с функцией установки температуры — что может быть удобнее? Но первую крупинку мы сделаем все-таки погорячее, чтобы паром опалила посудину, в самом деле напоминающую своей формой чайник. Только с двумя носиками по обоим бокам.
Сколько емкости в этой бадье? Литров пять? Тяжело тащить будет, да еще с остановками. Впрочем, это не моя забота. Мне бы ее подхватить и выплеснуть конденсат, чтобы не портил впечатление.
Чай, значит? Лакированная коробочка с затейливым рисунком? И правда, он. Сушеные листики и стебельки. Понюхать бы еще, для полной уверенности…
Засыпать, залить. Что может быть проще, да?
Шамшат тоже любил выпить чая. Правда, происходило это довольно редко, по праздникам, на которые к нему приезжал то ли брат, то ли дядя, то ли дедушка: определить возраст абсолютно лысого и выдубленного жарким солнцем Азамата было мне не по силам. А спрашивать — невежливо. Тем более чаем угощали и меня. Как начальника и вообще. За компанию.
Заваркой занимался сам дорогой гость. Не торопясь, прикрывая глаза после каждого размеренного движения, почти засыпая на ходу. Плескал водой на стенки чайника, хранящие следы прошлых возлияний, махал рукавом над кипятком, словно сгоняя лишний пар, ссыпал темную труху в ладонь и шептал ей…
Вот об этом я все же рискнул спросить. Родственники, помню, переглянулись, Азамат улыбнулся, что-то прокурлыкал, а Шамшат перевел мне его ответ. В котором тоже не оказалось ровным счетом никакой тайны.
Что же должно получиться в итоге? Цвет у сухих листьев темный, черно-багряный, значит, и чай будет таким или чуть светлее. И конечно, чайной ложки на ведро — недостаточно. Сколько у нас пробователей? Ну да, горстями сыпать придется, всю коробку подчистую. Но сначала…
Они колючие. И шелковисто шуршат в ладонях.
— Мир вашему дому. Процветания вашим семьям. И просто — всего самого доброго. От души и от сердца.
Подозреваю, что оригинальный заговор Азамата звучал несколько иначе, и мне передали только его общие черты, но хуже от такой самодеятельности точно не станет. Теперь остается только закрыть крышку и ждать Васиного пришествия, а потом наблюдать, как он фланирует с чайником и связкой пиал между белыми истуканами.
Значит, это всего лишь символ. Обычай, идущий из глубины веков. Старина, смысл которой в лучшем случае забыт, в худшем — искажен до неузнаваемости. Формальность, бесполезным грузом висящая на плечах потомков.
Почему бы тогда не отказаться от этого пережитка прошлого? И главное, зачем заставлять всех остальных, страдающих собственными дурными привычками, следовать занудному ритуалу? Он же не радует ни одну из сторон.
Не знаю, чем остроносая хочет прельстить своего гостя. Не своей готовкой, это точно. Об услугах каких-нибудь идет речь, не иначе. С ее стороны все понятно: ищет покровителя, в просторечии — крышу. А вот чего не хватает напыщенному князьку?
— Уфф, теперь можно и расслабиться!
Не сказал бы, что Вася выглядит по-настоящему усталым. Такое впечатление, что может еще марафон пробежать и не запыхаться.
— Все на сегодня?
— Ага.
— А я думал, ты еще перед ними танец живота исполнять будешь.
— Что за танец? Да и нет у меня никакого живота…
А взгляд все-таки вниз скосил. Опасливо. В очередной раз выставляя меня круглым дураком с моими безнадежными попытками пошутить.
Избавившись от груды тарелок, кухня стала выглядеть уныло и сиротливо. Единственным положительным свойством наступившей пустоты было то, что стало возможным примоститься на стол в ожидании окончания вельможных расшаркиваний.
Вася, проследив мой маневр, двинулся в ту же сторону, но вдруг застыл статуей. На целую минуту. А потом обернулся ураганом, который сгреб меня в охапку, швырнул к стене и прошипел:
— Ты что наделал, убогий?
Ощущение было такое, будто меня придавило бетонной плитой. И не вздохнуть даже: даром что чужой локоть упирается в мой кадык, собираясь его то ли раздавить, то ли выдавить.
А ты, оказывается, страшный, друг мой Вася. Грозный, беспощадный и неудержимый. И глаза твои, в обычном состоянии серо-буро-голубые, сейчас светлеют с каждым мгновением, наливаясь ослепительным…
Все, кажется, я поплыл. Что ж, семь футов мне под килем и…
