Имел одной он думы власть, одну, но пламенную страсть. И совершенно противоположную Анжелкиной. У той любовь, у этого — война. И выражение смуглого морщинистого лица не сулило мне ни легкой, ни быстрой, ни вообще победы.
Шаг. Сначала его, потом мой.
Еще шаг.
Вот сейчас он бросится в атаку, и что делать? Отбиваться? Сначала нужно найти чем, а под руку, как назло, не попадается ни хре…
Нет, есть хрен. И не один, а в комплекте с хозяином, едва помещающимся в дверной проем.
Шамшат завопил что-то совершенно неразборчивое, среднее между волчьим воем и горловым пением, я шарахнулся в сторону, а Сереженька, любимый телохранитель Афанасия Аристарховича, шагнул навстречу врагу, вызвавшему его на бой. И краем глаза можно было заметить, что настроение у амбала ровно такое же, как и у старшины наших домремонтников. Воинственно-бессознательное.
Смотреть на поединок Пересвета с Челубеем у меня желания не возникло. Хотя бы потому, что слишком хорошо помнилось, чем он закончился исторически, а история, как правило, обожает повторяться.
В спину из оставленной позади подсобки неслись звуки настолько жуткие, что несколько поворотов коридора я несся на полном автопилоте, не вспоминая о куртке, Анжелке, враче и собственном имени. А когда, вылетев на свежий воздух, замедлил ход и сфокусировал зрение, подумал: нет, там, пожалуй, страшно не было. Вот здесь — будет. Страшно.
Бригада у Шамшата не особо многочисленная, с дюжину рыл, плюс-минус парочка. И вроде мирные были всегда с виду, но я чувствовал себя неуютно, даже просто проходя рядом, хотя улыбались, кивали, чуть ли не кланялись. И сейчас они тоже. Улыбались. Как улыбаются дикие звери. А еще смотрели на меня, не отрывая взгляда, сжатые пружинами напряжения.
Порвут. Точно порвут. Я перед ними беспомощнее, чем грелка перед Тузиком. И бежать некуда. Не назад же? В первый раз удалось улизнуть от поединщиков, но второй побег вряд ли прокатит. Тем более шум приближается, значит, бой постепенно перемещается из подсобки на двор.
Вот и все. Приехали. Были у Стасика планы, да вышли. Полностью и целиком.
Как в старой песне пелось?
Когда от близости спасенья уже кружилась голова, не то с небес, не то поближе раздались горькие слова…
— И все-таки, тебе нужна помощь.
Дежавю. Самое настоящее: та же блондинистая голова, выглядывающая из-за карниза крыши.
— Или снова скажешь, что справишься сам?
— Нет.
Говорить правду легко и приятно? А вот шиш. И вроде стыдиться нечего, силы ведь совершенно очевидно неравны, но как-то неуютно стало от собственного ответа.
Зато моего собеседника моральные категории волновали мало, потому что он сразу же задал следующий вопрос:
— Забраться сюда сможешь?
Я взял паузу. Секунд на пять. И ответил еще честнее, чем в предыдущий раз:
— Нет.
И причины снова объективны донельзя. Во-первых, скалолазание — не мой конек, а во-вторых, элементы внешнего декора не подойдут для опоры даже малолетнему пацанчику. Оборвутся. Потому что держатся только на соплях и честном слове. Вернее, куче слов, пропетых очередной ремонтной бригадой.
Хотелось бы все это объяснить блондину. Зачем? Ну, например, чтобы не считал меня совсем уж безнадежным. А с другой стороны, какая разница, как он обо мне подумает? Даже если скажет, что…
— Плохо.
Ага, это самое. Сказал. Что ж, согласен.
— Ладно, зайдем с фланга.
Флигели здесь не особо большие, этажа в два с половиной, но прыгать все равно высоковато. Для нормального человека. А этот просто взял и сиганул вниз. Солдатиком.
— Ты чего?
— Да вот, решил ноги размять.
В его приземлении был как минимум один позитивный момент: Шамшатовы подельники, все это время медленно продвигавшиеся в мою сторону, остановились. Но первоначальных намерений, похоже, не изменили.
— Надо забраться повыше.
Надо?
— Туда, — указал на крышу галереи палец блондина.
До места назначения можно было добраться двумя путями: по коридорам господского дома или напрямки через двор. И лично для меня оба пути были закрыты. Напрочь.
— Маршрут подскажешь?
Сейчас, когда он стоял рядом, в спецовке с логотипом «теле-еле-кома» на спине, вспомнилось, откуда мне знакома его фигура. И лицо, конечно. Видел, причем на крыше же, что характерно. Всю прошлую неделю парень копался в антеннах и проводах, отравляя жизнь местным интернет-серферам. Ну и мне отчасти.
— Внутри или снаружи?
Он оглянулся на дом, из которого доносилось все больше и больше шума:
— Нет, тут хотя бы видно, что к чему, а там…
Разумный вывод. Сереженька ведь не один амбал на службе у Афанасия Аристарховича. Много их. Очень.
— Тогда только вперед. До галереи, потом по ней и наверх.
— Отлично, с целью разобрались. А как насчет средств?
— Мм?
— Найдется поблизости что-нибудь, похожее на оружие?
Он что, драться собирается? Хотя больше ничего не остается: противник осмыслил неожиданное изменение расклада сил и снова начал движение, расходясь двумя крыльями.
Инструментов в подсобке — куча. Только эта «оружейная» до нас сама скоро докатится, вместе с оружейниками. А кроме нее…
Ну да!
— Там, в простенке.
Пожарный щит был, можно сказать, винтажным, оставшимся с далеких времен, когда генеральскую усадьбу занимало какое-то учреждение с непроизносимой аббревиатурой, но укомплектованное полностью, согласно всем утвержденным инструкциям.
— О, то, что надо!
С такими пропорциями тела можно было взять и багор, и топор, но блондин рванул из креплений пожарный рукав. А вот мне, пожалуй, понадобится что-то потяжелее. Ломик, к примеру.
— Держись сзади, но близко, на расстоянии шага. Сможешь?
Соблазн и в третий раз ответить «нет» был велик, каюсь. В качестве нелепой и несмешной шутки. Но в свое время меня даже на роль клоуна не взяли, поэтому я коротко пообещал:
— Постараюсь.
— И уклоняйся, если что.
Если — что?
— На старт! Внимание… Марш! — скомандовал блондин.
А дальше начался форменный шаолинь. Или показательные выступления по художественной гимнастике, только с брезентовой лентой.
Самым безопасным местом оказался блондинов тыл. Правда, двигаться мне приходилось спиной вперед, следя за посвистывающим наконечником пожарного рукава, описывающим широкие круги все быстрее и быстрее.
