— Они скажут лучше, — глухо произносит Вася за моей спиной, а слева и справа от меня с тихим шипением выдвигаются клинки.
Длинные, плоские, вроде бы неподвижные, но по поверхности каждого с короткими интервалами пробегает волна, мутящая воздух маревом. И видимо, аргумент предъявлен весомый, потому что коброголовые понятливо рассредоточиваются, едва мы начинаем движение.
Лезвия защищают меня с флангов, Васина фигура — с тыла. То, что сам он со спины не прикрыт ничем, я соображаю, только когда улица заканчивается звездообразным перекрестком, но это уже не имеет никакого значения, потому что ухо обжигает приказ:
— А теперь руки в ноги — и дёру!
Миша прикрыл за собой входную дверь, потоптался у порога, то ли чистя подошвы своих ботинок, то ли о чем-то напряженно размышляя, потом отогнул уголок жалюзи и через образовавшуюся щель посмотрел на улицу.
— Какая-то непонятная ажитация с утра пораньше, и вся под нашими окнами… Твоих рук дело, Орри? Еще один гениальный рекламный ход с невообразимыми последствиями?
— Иши, я ни сном ни духом!
— А кто тогда?
Мне захотелось засунуть голову в песок или в панцирь, но ни того ни другого поблизости не наблюдалось.
— И добро бы страждущие были, так нет же. Только носы во все щелки пытаются засунуть.
В качестве подтверждения своих слов Миша неожиданно распахнул дверь, и толпа, очевидно, еще секунду назад к ней прильнувшая, прянула назад. Но недалеко.
— Групповое помешательство налицо. Жаль, не моя специализация.
Их явно стало намного больше, если сравнивать со вчерашним вечером: еще под ночь на нашей обычно малолюдной улочке прохожие начали задерживаться и кучковаться. Я предполагал, что это случайность, что утро вечера мудренее, но, как выясняется, снова ошибся. А с другой стороны, покачиваясь в гамаке на сон грядущий…
Кстати, о спальном месте.
На Сотбисе личное свободное пространство невелико: вся мебель, которую можно компактно сложить, за ненадобностью тут же складывается. Поэтому ничего удивительного нет в отсутствии нормальных кроватей. Вечером развесил постельку, утром сложил, как ее и не было — удобно, эффективно, рационально. Но когда я в первый раз увидел, на чем мне предлагается спать, подумал, что это станет очень большой проблемой.
С детства ненавидел гамаки. С того раза, как «перекачался». Сначала-то было весело и даже приятно, но удовольствие в какой-то момент сменилось беспомощным ужасом, о котором вспоминать не хотелось. Поэтому, забираясь на шаткое сооружение, я думал, что не пролежу спокойно и пяти минут, но…
Вместо тревоги на меня нахлынуло спокойствие. Всепоглощающее. Про такое обычно говорят: как в материнской утробе. Практически снизошла благодать Господня, сгладившая следы волнений прошедшего дня. Я лежал, понимая, что совершенно ни на кого и ни за что не сержусь. Даже лучше: готов принять весь окружающий мир, чохом и скопом. Меня почти тянуло выйти на улицу, чтобы снова встретить сотни взглядов и соединить сотни сознаний в единое целое.
И вытянуло бы, наверное, но вовремя подкравшийся сон успел пресечь эти поползновения.
— Подобное единодушие — явление нечастое, даже в условиях исправно работающего инфополя, а уж сейчас…
Да, как ни странно, слухи исправно разлетались вокруг и без всяких технических ухищрений. Кто знает, возможно, уже весь Сотбис от мала до велика был извещен о моих вчерашних похождениях. А самое главное, можно было спорить, что смысл сказанного после передачи через двадцать пятые руки ровно столько же раз перевернулся с ног на голову.
Похоже, Вася был совершенно прав насчет кляпа. Но, может, все еще рассосется? Я больше публичных выступлений пока не планирую, а народ погудит-погудит, да и успокоится в конце концов…
Шуррх.
Дверная створка, только минуту назад задвинутая Мишей, вновь медленно поехала в сторону, открывая вид на по-прежнему тихую толпу, которая теперь служила фоном для небольшой, но крайне занятной делегации.
По углам своеобразным каре высились четыре крокодильих фигуры в мундирах, нарядно сверкающих галуном. Внутри охраняемого периметра находились трое: на заднем плане ящер, поддерживающий под руки кого-то, закутанного в плащ, впереди — коренастый плоскомордый кот, мягко-пушистый даже на взгляд. Правда, тискать его почему-то не хотелось. Наверное, потому что круглые желтые глаза смотрели так, как кошачьим и положено. Со снисходительным превосходством.
— Ваше высоко-мэрие! Чему обязаны столь неожиданной честью?
В принципе, о пришельце больше можно было ничего не рассказывать: приветствия Миши вполне хватало, чтобы сделать все необходимые выводы.
Кот конечно же на проявленную дерзость внимания не обратил: вальяжно прошелся по крохотному холлу, присматриваясь к мебели. Ничего подходящего своему статусу, видимо, не обнаружил, поэтому остался на ногах, но выглядел при этом так, будто восседал на троне.
— Ученые давным-давно ломают копья в спорах о диалектике сознания. Одни утверждают, что человек не способен измениться, начиная с момента зачатия, другие говорят о постоянных и непрерывных изменениях. Знали бы они, что сейчас я воочию наблюдаю перед собой дуализм, способный положить конец всем их спорам!
Ничего хорошего такое начало беседы не предвещало, но Миша все-таки не сдался раньше времени:
— Господин мэр пришел, чтобы осчастливить нас своим открытием?
— Полагаю, гражданин Иш-Шан, счастья в вашей жизни хватает и без моего участия. Наверное, его даже слишком много. Столько, что им можно щедро поделиться.
— Я плачу налоги, господин мэр.
— О, как и все мы. Как и мы все.
— Я следую каждой букве закона.
— И это могло бы свидетельствовать об изменениях… О да, могло бы. Но, как я говорил ранее, вы изменились не меняясь. Нашли другой способ возмущать общественное спокойствие.
— Господин мэр?
Миша все еще ничего не понимал, Боря — тем более, а вот у меня на затылке волосы начали вставать дыбом.
— И ловко все рассчитали, надо отдать вам должное. Период официальной недееспособности, правда, очень короток, но судя по тому, как рьяно вы взялись за дело, его вам хватит с лихвой. Не правда ли, гражданин Иш-Шан?
Представляю, что именно из моего импровизированного выступления добропорядочные обитатели Сотбиса донесли до своего мэра… Хотя лучше не представлять: нервы целее будут.
— Время, место, обстоятельства: учтена любая мелочь. Я бы подумал, что вы приложили руку и к нашему общему бедствию, но нет ни одного факта, хотя бы намекающего на это. По крайней мере, пока нет. Вы меня понимаете?
Плохо, когда четких знаний катастрофически не хватает. Можно догадаться о многом, почти обо всем, что имеет в виду кот, но слишком легко из-за одного неверного вывода уйти в сторону, противоположную истине.
