– На следующей неделе придется ехать на станцию технического обслуживания…
– Зачем? – удивился Петров. – У тебя же своя автобаза на комбинате. Пусть механики займутся.
– Не хочу попадать в зависимость. Да и разговоры пойдут, что использую служебное положение.
– Разговоры все равно пойдут, – заметил Петров. – Ты заменяй «Жигули» на «Волгу». С запчастями будет проще. Сколько у тебя «Волг» на комбинате?
– Три.
– Для них будут покупать запчасти и для твоей заодно.
– У меня еще денег нет на «Волгу».
– Одолжу.
– Куда мы едем? – Катерина увидела, что Петров свернул на набережную.
– Ко мне.
– К тебе не поеду, – заявила Катерина.
– Успокойся! Все продумано. Жена и дети прилетят через пять дней, сам им брал билеты. У нас с тобой впервые будет пять дней. Ты будешь уезжать от меня и приезжать ко мне. Мы будем вечерами гулять, – Петров повернул и оказался у многоэтажного здания, облицованного мраморной плиткой, такие дома в народе называли «сталинскими», их строили после войны, одновременно с высотными, и жила в них советская партийная элита.
– Ты давно в этом доме живешь?
– Всегда. Квартиру в этом доме получил мой отец. Он был министром. Я до него, как видишь, еще не дотягиваю.
– Какие твои годы! – утешила Катерина.
Квартира оказалась большой – пятикомнатной. Одна комната, совсем маленькая, – для домработницы. Именно «домашняя работница» – так демократичнее и так было принято в семьях советской элиты, а не по старорежимному – «прислуга».
– Осматривайся, – предложил Петров. – Я накрою на стол.
– Я не хочу есть.
– Тогда шампанское и фрукты.
Комнаты были обставлены добротной мебелью. На стенах картины, среди которых выделялся портрет мужчины в форме, на петлицах лавровые золотые листья, на погонах три большие генеральские звезды, особенно тщательно были прописаны ордена: три ордена Ленина, два Трудовых Красных Знамени, один «Знак Почета» и медали «За доблестный труд», «За победу над Германией». Боевых орденов не было, и Катерина поняла, что генерал не воевал. Петров был похож на генерала.
Катерина прошла вдоль книжных шкафов красного дерева. Книги были дореволюционных изданий и последних лет в хорошем полиграфическом исполнении – в магазинах таких Катерина не видела. В этом доме книги получали по спискам для избранных. На отдельной полке в самом низу стояли книги советских диссидентов, буржуазных философов, напечатанные в нескольких сотнях экземпляров, для высшего руководства страны. На обложках стояли два ноля – не просто секретно, а совершенно секретно.
Петров поставил на стол заиндевевшую бутылку шампанского, вазу с виноградом, коробку с шоколадными конфетами.
– Вы живете вместе с отцом? – спросила Катерина.
– Отец круглый год живет на ведомственной даче в поселке Совета Министров. Здесь бывает редко. У меня есть и своя трехкомнатная квартира на Юго-Западе. Но я привык жить в центре.
– А своя дача, кроме ведомственной, у тебя есть?
– Конечно. На нашу систему нельзя надеяться. Сегодня дали, завтра отобрали. Кстати, ты дачу собираешься строить?
– Вряд ли. Я недавно квартиру обставила, долги за машину только что отдала.
– Надо строить, – убежденно сказал Петров. Шампанское на него уже действовало, он обнял Катерину и повел в спальню, где стояла огромная супружеская кровать и пахло духами. На трельяже – несколько разных флаконов французских духов. Петров откинул покрывало. Кровать была застелена простынями с красно-синими цветочками. Все это принадлежало другой женщине.
– Я не могу здесь, – вздохнула Катерина.
– Пошли в мой кабинет.
В кабинете стояла узкая тахта. Петров бросил на нее накрахмаленные простыни в зеленую легкую клетку и начал расстегивать пуговицы на блузке Катерины.
– А потом я тебя буду раздевать?
– Я сам. – Петров поспешно стянул с себя брюки.
И тут раздался звонок, непрерывный, настойчивый.
– Теща! – выдохнул Петров. – Дурак, приехал и позвонил ей. Какой дурак!
– Ключи у нее есть?
– Есть.
Катерина оглядела Петрова. В одних трусах, с брюками в руках, с открытым ртом, он был почти в шоковом состоянии. И Катерина поняла, что, как всегда, решение придется принимать ей. Она подошла к двери и услышала, что ключ уже вошел в замочную скважину. Она увидела щеколду и тихо закрыла ее.
– Теперь она поймет, что я в квартире и закрылся изнутри, – прошептал Петров.
– А так бы она увидела это на несколько секунд раньше, – усмехнулась Катерина.
Теща пыталась открыть дверь, но у нее ничего не получалось. Тогда она снова нажала на кнопку звонка и не отрывала пальца, наверное, не меньше минуты.
– Что делать, что делать? – волновался Петров.
– Успокойся. Скажешь, что уснул с дороги и не слышал.
– Она упорная и мнительная. Вдруг она подумает, что мне плохо? И вызовет «скорую помощь» или милицию.
– Чтобы вызвать «скорую помощь», ей нужно будет зайти к соседям и позвонить или спуститься к дворнику.
И тут звонить перестали. Загудел лифт, остановился на площадке, хлопнула дверь, лифт пошел вниз.
– Она выбрала дворника, – усмехнулась Катерина, открыла дверь и шагнула на пустую лестничную площадку.
– Я тебе позвоню, – начал было Петров, но в этот момент открылась дверь квартиры напротив, и Петров мгновенно захлопнул свою.
Катерина вызвала лифт. Рядом с ней стоял благообразный старик с тщательно расчесанной седой бородой. Из профессоров, подумала Катерина. В лифте она прислонилась к стенке и закрыла глаза.
– Вам плохо? – забеспокоился профессор.
– Да, мне плохо, – произнесла Катерина.
Она вышла из подъезда, оставив на площадке ошеломленного старика. Прошла к своей машине, двигатель завелся с пол-оборота, и она вырулила на набережную.
Все, решила Катерина, не получается, проживу и так. Есть Сашка, работа, подруги. Она вела машину почти автоматически: куда-то поворачивала, останавливалась у светофоров, отпускала сцепление, включала передачу, набирала скорость, тормозила и, когда опомнилась, поняла, что она едет на комбинат.
На проходной вахтер приложил ладонь к козырьку фуражки. Катерина ему улыбнулась. Не заходя к себе в кабинет, прошла в цех, где монтировали новую установку. Руководил монтажом Милькин, заместитель главного механика. С ним работали четверо наладчиков.
– Дай мне двух, – сказала Катерина, – и я займусь ленточным механизмом.
Она раскатала на полу рулон чертежей, над которыми вместе с ней склонился один из наладчиков. От него несло перегаром.
