– Добрый день, – ответил Алекс.
– Нас Рахим зовут, – тусклым невыразительным голосом пробубнил шаман.
– А меня… – заговорил Швед.
Азиат, не слушая, продолжал монотонно зудеть:
– Юнус, Абдурахман, Карим, Исмаил, Абдулла…
Имена сыпались и сыпались… а Алекс вдруг понял, что шаман – совсем молодой, не старше его самого. При слове «шаман» невольно в воображении появляется седой старик, но этот азиат был молодым, хотя испытания наложили на его внешность свою отметку, он был весь какой-то серый, мятый, бесцветный. И очень тощий – руки, которые выложил на стол, как птичьи лапки.
– Хватило бы и Рахима, – заметил Швед, когда шаман смолк, перечислив несколько десятков своих имен.
– Мы нанялись школа строить, – снова заговорил человечек, – бригада. Житомир приехали. Хорошо работали, старались, дома семья кормить нужно, много семья, все ждут. Пришел Лес, пришел много дерево, много птица, много зверя. Мы болеть, умирать, зверь нас ест. Но мы выжить. Рахим, Юнус, Абдурахман, Карим, Исмаил, Абдулла…
– Он один из всей бригады выжил, – пояснил Щавель. – С тех пор вот такой. Говорит, у него в башке вся бригада поместилась.
– Все выжил, – монотонно, без выражения, возразил азиат. – Ты один Рахим видеть, а все здесь.
Он постучал тощим серым пальцем по лбу.
– Все здесь. Все могут видеть, думать, говорить. За это люди шаман назвать. Нет шаман, мы совещаться, вместе думать, потом говорить. Люди сейчас не думать, не совещаться, не слушать другой. Мы слушать, мы все в одна голова. Мы ладим хорошо. Много думаем, много друг друг слушаем. Поэтому правильно говорим, нас шаман называть. Нет шаман, мы просто думать вместе. Рахим, Юнус, Абдурахман, Карим, Исмаил, Абдулла…
И тут же, без паузы, не меняя тона, заговорил о другом:
– Нас звать, говорить: Гришка Салоед убит. Найди, кто убил, шаман. Мы не отказывались. Мы теперь думаем, смотрим. Обещаем найти, будем стараться. Один человек нам на вас указал. Мы хотим посмотреть, спросить.
– Этого человека звать Камаз, – ответил Алекс, – он вчера к Яне полез, мы ему немного объяснили, чтобы отвалил.
– Немного объяснили, мы понимаем, – кивнул Рахим. – Если бы много объяснили, он бы мертвый был. А вы немного. Хорошо.
– Чего же хорошего? Плохо, что мало! – буркнула Яна.
Шаман полез в карман обтрепанного плаща и выложил на стол кучку костей. Здесь были цельные маленькие косточки, были обломки больших, надпиленные, обколотые, с написанными фломастером странными значками. Всего с десяток. Азиат потыкал в них пальцем, переворачивая рисунком кверху. Изучил получившуюся комбинацию, сгреб дребезжащую груду со стола и стал трясти в ладонях, что-то монотонно напевая себе под нос. Разжал горсти, косточки с шорохом вывалились на столешницу. Рахим снова не спеша оглядел их, потом убрал в карман и обернулся к Щавелю:
– Ты, Край, в дорогу собрался, верно? В какое-то нехорошее место? И людей зовешь? Мы правильно знаем?
– Так и есть, – кивнул краевец. – Еще пару бойцов хочу нанять, и отправляемся.
– Это тебе кости сказали? – заинтересовалась Яна. – Что краевцы в поход собираются?
– Нет, зачем же! Как могут кости такое говорить! Зачем глупости спрашиваешь? – искренне удивился шаман. – Мы по Березовка гуляли, слушали, что люди говорят. Говорят: Край бойцов нанимает, в дорогу собрался.
Потом обернулся к Щавелю:
– Край, нас возьми. Мы тоже пойдем в это нехорошее место.
– А зачем ты кости тряс? – не отставала Яна. – Ты же сперва костями погремел, потом спросил.
– Просто так, – ответил шаман. – Мы часто кости бросаем, но они ничего не говорят. Глупость это, не надо глупостям верить. Много люди думают: мы по костям ответ читаем. Нет, неправильно. Мы думаем, советуемся, слушаем, что другие говорят. Не кости подсказывают. Мы честно объясняем: не кости. Люди не верят. А нам все равно. Край, мы с тобой пойдем. Ты согласен?
– Ну хорошо, – кивнул Щавель. – Если хочешь, пойдем. Только в дороге слушать меня и не чудить.
– Сегодня я буду ответ говорить про убитый Салоед. Нет ответ, честно скажу. Но людям мало ответ. Хотят, чтобы шаман глупости делал. Нам не жалко, будем глупости делать, потом говорить честно. Собирай людей, Край, сегодня вечером мы говорить, завтра можно уходим.
С этими словами шаман собрал косточки, поднялся и побрел к выходу.
– Ну вот, одного спутника уже нашли, – подытожил Алекс. – Другие сами явятся. Или вы их приглашать будете? Ясень, Щавель?
– Нет, конечно, чего ж, они сами придут! – улыбнулся Ясень. – Сейчас отправлюсь к кочевникам, спрошу желающих. Я уже говорил, что ищу охрану, просил подумать.
– Лес молчит, – буркнул Щавель. – Не хочет шамана брать…
– Если Рахима не возьмем, он все равно за нами попрется, – вставил Ясень. – Он упрямый, это сразу видно! Если втемяшилось ему с нами отправиться, то не отступит.
– Поэтому я и не спорил, – ответил Щавель. – Пусть идет, если хочет. Еще пару бойцов возьму, и можно идти в НИИ Биотехнологий. Вечером у костра встретимся.
* * *
Прежде чем войти в комнату на втором этаже, Яна обследовала замок и объявила, что кто-то здесь ковырялся. Она нашла свежие царапинки. Внутри все как будто лежало на своих местах, но девушка обнаружила следы обыска.
– Кто-то у нас копался, но аккуратно, явно не хотел, чтобы мы заметили. Я сразу заподозрила, что заведение здесь ненадежное! Воруют, по чужим комнатам лазят! – возмущенно твердила она. – Что за люди? Ни стыда, ни совести! Ворье, жулики, проходимцы на каждом шагу.
– Каждый третий – вор, – серьезно подтвердил Алекс. – Я сужу по нашей компании.
– Ну и что? Я поняла твой намек, не беспокойся. Очень смешно, все животики надорвали. Только чем острить – лучше бы мне спасибо сказал за то, что я посоветовала все ценное с собой захватить. Швед, твой рюкзак цел? Береги его.
– Интересно, что они искали?
– Как что? Мы на косметике неплохо заработали, все знают. Вот вечером пойдем выступление шамана глядеть, надо будет снова рюкзак с барахлом с собой взять.
Когда стемнело, они отправились на улицу. Посередине проезда между «Балаганом» и «Автосалоном» уже были заготовлены дрова и собралась приличная толпа – и кочевники, и местные. Среди бойцов Черного Рынка выделялся ростом Длинный, и можно было не сомневаться: Камаз тоже крутится где-то рядом.
Появился и шаман Рахим. Перебрал дрова, сложил костерок и чиркнул колесиком зажигалки. Занялось пламя. Рахим помахал пропыленной полой плаща, раздувая огонь, уставился в костер и запел. Вернее, пением это можно было считать только с большой натяжкой – азиат ныл и ныл, не переводя дыхания, монотонно, ровно, на одной ноте. По мере того как пламя поднималось по сложенным кучкой веткам, он стонал все громче и громче. Вскоре его голос уже перекрыл бормотание в толпе зрителей. Шаман выл и выл, теперь в этом бесконечном звуке наметились какие-то нотки, голос звучал то тише, то громче, но слов по-прежнему не разобрать. И кочевники, как будто завороженные песней азиата, стали подтягивать. Алекс заметил, что Яна, прикрыв глаза, слегка покачивается в такт взлетам голоса шамана. Он осторожно потыкал девушку в плечо:
