Многоногая повозка перешла на шаг и наконец остановилась.
Здесь потолок был выше, сводчатый, с опорными рёбрами, похожими на хрящевые дуги; грушевидных ламп висела едва не дюжина — яркие, почти белые. Державшие Вельтера щупальца расплелись и обмякли. Избавленный от пут, штабс-капитан вскочил, изготовившись к рукопашной схватке насмерть…
…и оказался лицом к лицу с двумя кротами, чей облик и одежды без слов говорили, что это — важные персоны. Куда более важные, чем бойцы в бурой коже, вмиг исчезнувшие с глаз по мановению руки старшего.
Один, средних лет, хмурый, высокий, был атлетически сложен; светлые волосы коротко острижены, в ушах тяжёлые золотые серьги. Платье из атласно-серой ткани вышито золотой нитью. На поясном ремне, в узорных ножнах — тесак с богато украшенной рукоятью, газовый пистоль в кобуре.
Другой, стройный, узколицый, с затейливой причёской — будто актёр из оперы, готовый петь партию жреца-язычника. С бронзовым обручем на голове, в карминово-красной хламиде, руки спрятаны в широких рукавах. Возраст не угадать — то ли сед, то ли сер волосом. На сухом лице — ни следа прожитых лет, а глаза окружены сеткой морщин.
Они стояли без напряжения, мрачно и пристально разглядывая Вельтера, словно ждали чего-то — но вовсе не схватки.
Их спокойствие невольно передалось ему. Выпрямившись и медленно проведя по голове ладонью — кепи потеряно! — офицер сделал единственное, что можно сделать в таком нелепом положении. Он представился, как положено по уставу:
— Годарт Вельтер, штабс-капитан пехоты Его Величества. С кем имею честь?
«К дьяволам, какая у них честь?!. Но вроде убивать не собираются — пока…»
Ответил узколицый в карминовой хламиде — на языке кротов. Каким-то непостижимым образом его варварские слова понятно повторялись в голове Вельтера:
— Господарь стана желает беседовать с тобой, как с равным. Нам ведомо, что за бранные заслуги ты взят в господарское сословие. Я буду толмачом.
«Что за чертовщина?.. Откуда им известно… Так этот, с фигурой борца, и есть их вождь? То есть — наш главный противник».
— Что он хочет мне сказать? — Поняв, что быстрой расправы не будет, Вельтер окончательно обрёл самообладание. Лицо вождя кротов было непроницаемо. Ещё треть минуты он изучал штабс-капитана, затем медленно заговорил, а узколицый переводил его речь.
— Он не питает ненависти к тебе и твоим бойцам. Это война; вы сражаетесь, как велит воинский долг.
— Мне не нужна его признательность, — гордо и резко ответил Вельтер. — Один из ваших сказал, что вы убьёте всех наших мужчин и возьмёте себе всех женщин. Так вот, кротих нам не надо. Мы уничтожим вас, до последнего.
Браваду штабс-капитана широкоплечий выслушал, не изменившись в лице.
— Он предлагает тебе заключить договор, — продолжил крот в красной хламиде.
«Ого! — Вельтер приободрился, однако остался напряжённым как струна. — Они готовы поднять флаг мира? Значит, мы их прижали до упора…»
Но ответил он твёрдо, почти надменно, как подобает победителю:
— Я не уполномочен вести переговоры. Хотя… если вы надумали сдаться, я передам это в штаб корпуса. Скажу сразу — там примут лишь полную капитуляцию.
— Люди шахт не сдаются. Договор — между ним и тобой, лично.
— Этого не будет, — отрезал Вельтер. — Я не изменник, я верен присяге.
— Господарь уважает чужие клятвы. Ты не нарушишь присягу, если согласишься…
— Нет!
— У нас твоя кошка, — сказал узколицый. — Мы отпустим и тебя, и кошку, если ты примешь наше условие. Если нет, ваши души отправятся на суд к Владыкам Неба.
«Бедная Миса… Гром божий, её-то за что?»
— Отпустите кошку, — подумав, промолвил Вельтер. — Она просто домашнее животное…
— Это слишком умелая кошка. Быть может, она важнее, чем весь твой отряд с тобой вместе.
— Что вам нужно? — Внезапно штабс-капитан понял, что готов уступить — ради Мисы.
— Передать послание, и только. Больше ничего, клянусь бессмертными звёздами. — В подтверждение своих слов узколицый выпростал руки из рукавов, коснулся губ и благоговейно сложил ладони перед лицом.
— Если это письмо в другой кратер или к предателям — я отказываюсь. — Было жаль и себя, и жену, и Мису, но лучше смерть, чем подлая сделка.
— Ни то, ни другое. Я говорю совершенно искренне.
— Сначала я должен прочитать это письмо. Надеюсь, оно написано на понятном языке, без тайнописи и тому подобных ухищрений.
— Оно не написано. Ты запомнишь его и перескажешь слово в слово.
— Хорошо; начинай читать.
— Обещай не противиться чтению, — странно потребовал узколицый. — Обещай честно.
— Клянусь всевидящим Оком, Громом Господним и Молотом Гнева.
— Тогда слушай. — Поискав под хламидой, узколицый извлёк на свет тёмно-серебристую палочку, заточенную как карандаш. Вытянув руку вперёд, он направил острый конец на Вельтера.
Штабс-капитан успел вспомнить нянюшкину сказку: «И навёл колдун волшебный шип…» Потом его сознание помрачилось, словно в подземном зале угасли лампы. Остались лишь контуры мужских фигур и монотонный голос узколицего, говорящий длинную череду слов, как молитву. Рот Вельтера сам собой повторял речь крота-колдуна.
Через какое-то время серый туман стал рассеиваться, сквозь гул в ушах начали пробиваться голоса:
— Он слышал, но не принял… Он враждебен… Даже если он увидит…
— Хорошо, пусть увидит. Верните ему головной убор — это знак отличия. Торопитесь, время уходит.
Воля вернулась к нему, когда лицо овеял сырой ветер ночи. Оглянувшись, штабс-капитан узнал место — холмы, сгоревшие деревья, у горизонта мигающие огни телеграфа. Ни следа той ямы, в которую он провалился. О ноги тёрлась взъерошенная, боязливая Миса. Револьвер в кобуре, даже хлястик кобуры застёгнут.
«Что это было?.. Сон наяву?»
Машинально поправив кепи на голове, он вдруг понял — не сон.
Кепи было надето не по уставу — козырьком назад.
E. Старые тайны оживают
Этот дом в квартале плотной застройки на западе столичного Руэна не имел таблички при входе. С виду он походил на полицейское управление — пасмурно-серый, каменный, с зашторенными окнами. У ворот всегда дежурил нижний чин полиции.
Служившие здесь клерки носили одинаковые аспидные сюртуки, цилиндры со щегольски подвёрнутыми полями, а также чёрные штиблеты с пуговками, изящно завязанные галстуки и тонкие трости.
Выбравшись из пролётки и войдя в ворота, восточный дворянин в распашном тёмно-вишнёвом кафтане подал привратнику визитку:
— Доложите второму статс-секретарю о моём приходе.