— Полтора маньчи. Пять? Ты корыстный торгаш, Бахла тебя покарает. Ты переродишься бесхвостой крысой… Полтора маньчи и бакат.
Взятые на прогулку унции Эри рассыпались в руках менялы на целую кучу монет, овальных и дырявых. Казалось, денег стало больше, но уходили они как вода.
Касабури следил по сторонам, опасаясь в незнакомой тесной обстановке всех. Его — с серьгами, гривой, подводкой глаз и кинжалом — заметно побаивались, но «белый веец» в торг не встревал, встречных не задевал — гушиты обтекали его, как плавучий хлам — крепкую сваю, и струились дальше.
— Превосходные штаны. — Эрита сдерживалась, чтобы не пуститься в новые траты, но экзотические товары манили к прилавкам, подстрекали потрогать, мысленно примерить. — Покажи вон те.
— Нет, нет, для госпожа офицерка их не надо! Это для…
— Гере Гириц, что он сказал?
— Их носят храмовые танцовщицы. Можно купить, но выходить них на улицу — нет. Храмовые… особые женщины, у них странные обязанности.
Лисси в уме сочиняла наброски для путевого дневника. Если заниматься этнографией, то смолоду, тогда успеешь собрать больше впечатлений.
А как назвать свою первую книгу? Скажем, «Записки графини-путешественницы». Или «Очерки о стране Гуш»?
То и дело приходилось обращаться к Котте. Конный артиллерист терпеливо разъяснял, что к чему.
«Здесь идёт большая торговля. Продают всё, даже вынутые из досок ржавые гвозди, рыбьи и собачьи кости, копчёных крыс и настойку из вшей на аптечном спирте.
Гушиты живут очень бедно, столица их выглядит грязной. У воды и около съестных лавок дурно пахнет. Помои выливают в реку. Я видела: под мостом купались голые дети, а по воде плыла мёртвая собака.
К иностранцам здесь относятся с подозрением и отвращением, считая их нечистыми для Бахлы, но ведут себя мирно. Вера баханов учит, что всё дурное только снится и когда-нибудь рассеется, в том числе иноземцы. Но и всё хорошее может оказаться наваждением.
В Панаке три церкви Грома: в Пришлом Селище, в квартале оптовых купцов и в колонии прокажённых. Когда случается мор, наводнение, землетрясение или дороговизна, баханы нападают на третью церковь и громят её, а прокажённых убивают. При этом бывают ужасные зверства. Если гонец колонии успеет вовремя добежать до Селища, наши солдаты выступают на защиту с картечницей. Гушиты называют пулемёт „голос царя-дракона“».
— Зеркало, нам необходимо зеркало, — твердила принцесса. — На борту «Быка» нельзя нормально причесаться.
— Ан Эрита, зеркала Гуша — металлические, — вежливо предупредил Котта. — Перед отлётом всё придётся взвешивать. Фунт перегрузки требует лишнего гелия…
— Ах, господи! неужели мы много накупим? Самую малость.
— Да, пустяки! — поддержал её другой артиллерист из отряда Карамо, взваливая на плечо зонтичного слуги вторую суму с покупками, как вьюк на осла.
Эри оглянулась в сторону Селища — там, над тростниковыми крышами, виднелась серебристая сигара дирижабля.
— Вот на каком экипаже надо ездить по магазинам… О, милые шарфики! или что это, пояски? Гере Гириц, как их носят?
— Глубоко под платьем. — Меднолицый дицер постарался ответить как можно равнодушней. Объяснять он не стал. Всё-таки молодые барышни, приличия и всё такое.
Дар правителей — не только умение властвовать, но и проницательность. Поняв, что Котта благовидно уклонился от подробностей, Эри перешла на язык жестов. Торговка уловила суть вопроса и показала на себе руками — вот так обвязываться и вот так.
— По жаре гораздо лучше панталон, — шёпотом поделилась принцесса с Лисеной. Та смутилась, покосившись на мужчин — вдруг слышат?..
«Испарения болот, дурные нравы — действительно, влияет! Перенеслись через море — и сами меняемся…»
«Весь женский пол в Туше носит штаны, от простых чёрных до шёлковых алых с золотой вышивкой, с затяжкой на талии или на бёдрах.
Шальвары с прорезями и завязками на щиколотках полагаются тем, кто ведёт нескромную жизнь; также они носят очень короткие жилеты со шнуровкой, открывающие спину и живот, и ходят босыми. Их называют „девы-сновидения“.
Храмовые танцовщицы стоят рангом выше, они бывают на торжествах у богатых людей, даже во дворце. Те, кто состоят в неволе, носят кольцо в мякоти носа между ноздрями.
Среди гушиток в ходу набедренные повязки. Если в них танцуют, их украшают вышивкой, бисером и кистями».
— Я куплю для тебя, Лары и Хайты. — Заметив, что Лис неловко, принцесса решила смягчить это щедростью. — Вечером примерим.
Графинька допрашивала Котту:
— Как тут развлекается простой народ? Петушиные бои, игра в кости — а, например, поют ли они хором?
— Скорее, воют, ан. Во время бедствий.
— Есть ли здесь театры?
— У царя.
— М-м-м… а библиотеки?
— У царя.
— Чем же вейцы занимаются в часы досуга?
Артиллерист задумался. Как бы пристойно высказаться, чтобы не оскорбить слух девицы?
— Курят маковую смолу. И «листву пророка» от пустосвятов.
— Нет, это дурные привычки. А занятия?
— Плодовитость.
— Вы говорите о них, словно о кроликах.
— А вы посмотрите, сколько их.
— Значит, всем хватает пищи! У них богатая земля. Я читала, что вулканические почвы…
— Дело в другом, ан. Они совсем неприхотливы. Едят всё, что растёт или шевелится. Даже червей и тараканов.
Кое-как совладав с тошнотой, Лисси поискала глазами, о чём бы ещё спросить. Главное, чтобы не про червей.
— Те фигуры человечков на карнизе — они продаются?
Вырезанные из дощечек фигуры болтались на бечёвках, свисавших с края навеса перед входом в дом.
— Нет.
— Я бы купила. У них такие странные лица…
— Это детские души. Они хранят дом от воров и порчи.
— Ду… — запнулась Лисси. — Души?
— Дети, которые умерли в доме. Гушиты считают — они превращаются в демонов и стерегут жилище. Приносят удачу в торговле… Самый сильный демон-страж — сын, удавившийся для блага семьи.
— Четыре… пять… — шевеля губами, Лис в ужасе считала фигурки. — Боже, несчастные родители…
— Они считают себя счастливыми — столько духов-защитников… Не печальтесь о них, они родили новых. Гушиты на диво многодетны.
— Но… дети!
— Здесь всё идёт в дело и на пользу, даже смерть.
Наконец, Котта привёл их к площадке, где в окружении шумной толпы выступала компания, похожая на акробатов — тощий старец со свитком в руках что-то напевно выкрикивал, двое мальчишек играли на костяных флейтах, а посредине на циновке танцевала девочка в чёрных шальварах и куцем жилете.
