Пока они нежились, пата передними лапами вполне уверенно поставила спасённую посудину на столик у кровати, покосилась на парочку и, тихонько высунув из пасти хоботки, налила в кувшинчик немного белесоватой жидкости.
Выпив своё вечернее молоко, как привыкла дома, Лисси заснула на удивление быстро и крепко, даже не поцеловав Хайту.
Выждав, Хайта слегка потрепала госпожу за плечо. Ни мур-мур, спит как убитая. Потом потрясла сильнее — тоже напрасно.
— Простите, юница моя, — прошептала она на языке шахт, бегло целуя бесчувственную Лис, — я не могу сделать иначе. Так нужно. Я должна… я вернусь!
Между тем Анчутка, шумно сопя и напрягая бока, выдавливала из себя тёмную желеобразную массу. Проворно раздевшись, Хайта принялась захватывать этот липкий студень ладонями, накладывать на тело и размазывать.
Обливка, накладная кожа — лучшая одежда кани джику рузи, созданных мудрецами для разведки. Миг — обливка дала стебель, он втянулся в брюшную сумку, соединился с «воротами паты», и как по команде вторая кожа сгладилась в единый ровный слой.
— Ре-воль-вер, — напомнила Анчутка, когда «мама» кошкой вспрыгнула на подоконник и пристально оглядела безлюдный ночной двор.
— Ня. Мне нельзя оружие. Обойдусь без него. За мной!
Посольство Фаранге — остров иной жизни посреди шумного, пахучего Панака. Замкнутый в глухих стенах желтоватого песчаника, как устрица в раковине, этот молчаливый мирок вырос в теле чужой страны, и ничто извне не могло нарушить тысячелетних порядков, которые фаранцы привезли с собой на парусных кораблях, в ларцах, в трубках-футлярах с папирусными свитками, в надменных сердцах и высокомерных умах. Они оградились снаружи знаками Солнечного Орла и Божьего Глаза — сюда нет хода законам и обычаям гушитов, здесь только фаранская речь, только фаранская пища, как всегда было в Чёрной Земле, благословлённой крокодилом и цаплей.
— Значит, красный дворянин привёз вещунов, — задумчиво говорил Мосех, шествуя по прохладному коридору к спальне. В свете редких масляных ламп его высокая фигура в ниспадавшем до пят белом льняном одеянии напоминала Юнкеру великого диакона или даже патриарха.
— Без медиума ему трудно обойтись. Связь с материком… При кавалере — двое, я говорил с ними — они очень молоды.
— Он серьёзно подготовился.
Протокольный визит к Лалу Боголюбу мог истощить даже железное терпение Мосеха. Уж на что сложны и долги ритуалы в храмах фаранских богов, но правители Гуша ухитрились выдумать нечто более изощрённое. Поклоны, стояния, дары, подношения идолу Бахлы, хвалы царю, длинные витиеватые беседы через толмача…
Благо сыны крокодила и цапли уважали всех богов. Спящий божок или Незримый, Громовержец или медный змий — каждому своя земля, свой народ. И лишь посвящённые в таинства знают, что Миром правит Владыка Неба в священной Чёрной Земле, он и есть истинный Царь-Бог.
А церемонии царя Лала — не больше чем игры слепых варваров.
После их утомительных обрядов Мосех совершил большое омовение, умастился благовониями и решил завершить день посещением Жемчужины.
Эта девица из павшей Сарцины забавляла и утешала его в морском путешествии, а здесь, в душном Панаке, дарила отдохновение после трудных дел.
И сколько их впереди, этих дел…
— Наблюдай за Селищем, Юнкер. Следи в эфире.
— Вряд ли они станут вещать вкруговую. Граф Бертон и штабс-генерал Купол хорошо их учат, в том числе таиться.
— Всё-таки будь внимателен. Завтра постарайся выведать у кавалера побольше. Обещай хоть звёзды с неба, но — я должен знать его планы.
— Постараюсь. Сегодня я наблюдал… — Юнкер замялся, — странное явление. Нечто вроде эфирных волн, исходящих из одного центра. Издали. Звука или вида не было, только ритмичный гул и… мощь, большая мощь.
Лицо Мосеха не изменилось, но сердце его дрогнуло.
— Вот как, занятно. А направление? дистанция?
— С юго-запада. Я наложил луч на карту… расстояние неясно. Если бы удалось принимать волну с двух разных точек, с разбросом миль в триста…
«Жаль, что у Лала мне пришлось снять обруч. Дикарский обычай — стоять перед царём с непокрытой головой. Уж я бы ни с чем не спутал…»
— Осторожно расспроси у кавалера и об этом. Скажи, что ты окажешь помощь… Ну, не мне тебя учить, как кривят душой.
— Надеюсь, все наши хитрости когда-то принесут плоды, — молвил Юнкер с оттенком досады и нетерпения в голосе.
— В Сарцине мы взяли хороший улов и стали на шаг ближе к цели. А красный кавалер — да пребудет с нами Танга, святая кошка-лазутчица! — поможет стать ещё ближе.
— Я больше рассчитывал на твой дар прорицания, чем на холодные куски металла, — сказал бледный парень, дерзко глянув на невозмутимого Мосеха. — Это мёртвое золото бормочет одно и то же, словно грампластинка, а ты… можешь больше.
Юнкер сознавал, что кощунствует. За такие слова о святыне кавалер сурово отчитал бы его…
«А что скажет он при встрече? — Невольная дрожь охватила Юнкера. Он и жаждал, и страшился встречи лицом к лицу с Турманом Карамо. Стыд и злость, тоска и томление терзали его одновременно. — Да, я перешёл на службу к иноверцам. Я — подручный у волхва-язычника. Измена? Но кто в этом виноват? разве я?»
— Мой дар — ничто перед могуществом ключа, — веско произнёс Мосех. — Когда мы завершим работу, ключ ответит на все твои вопросы.
— Предпочёл бы ответ человека. Говорящему золоту трудно довериться — это нечеловеческая вещь…
— Люди лгут. Ключ — нет. Суди сам — если бы я хотел обмануть тебя, то сочинил бы убедительную небылицу, морочил бы тебе голову сказками об отце и матери. Но я сразу сказал: ответ — в ключе. Найди его — и обретёшь великое знание. Даже больше. Узнать правду о своих родителях — не самое важное…
«Половину этой правды я и так знаю», — горько усмехнулся про себя Юнкер.
— …ты узришь Царя-Бога, поклонишься ему и будешь награждён.
«…если выдержишь это, бастард!»
— Я верен Грому и Молоту. Мне инобожие воспрещено.
— А истина? — почти шёпотом спросил Мосех с улыбкой. — А клятва познать тайны неба до последней?
— Теперь нет смысла говорить об орденской присяге, — сдавленно проговорил Юнкер, отводя взгляд.
— Тогда пусть сердце ведёт тебя. Если клятвы сняты, а присяги перечёркнуты, остаётся воля человека. Ступай и займись слежением.
N. Крылья во тьме
Карнавальный пират Алый Шарф дал своей Жемчужине всё, что обещал, и даже более того. Серебряные браслеты на щиколотки, ожерелье, серьги — всё из собственных ларцов, работы лучших мастеров Фаранге. Невесомое льняное платье с шитыми золотом лямками. Полный стол яств каждый день. Лекарь? женщины для купания и умащения? музыкантши? Только позови: «Сюда!» — они тотчас являются.
