Все спешили провернуть делишки в льготный день, нажиться и урвать своё.
— Ставки — вы слышали? — выросли до небес. Сейчас один в игорном доме выложил расписку — судно с экипажем и полными трюмами против дома с меблировкой и столовым серебром.
— Хм, неравная игра. Надо было в ставку слуг включить.
— Куртизанка Сита поставила свою ночь на карту!
— А что ставят против этого?
— Спорят, кто больше. Дошло до трёх тысяч золотом.
— Жаль, певица Джани уехала. Такой разгул, и без актриски… Её бы червонцами засыпали.
— Молода ещё! выгоды не понимает… Голосок — птичка райская!
— А ножка — загляденье!..
— При такой красе иметь дурня-импресарио — беда.
— Не скажите. У неё турне по Синей половине — сперва в столичном Руэне, потом в Эренде, и везде аншлаги. Сам император…
— …а в Эренде — принц опальный, ха-ха! Вся царская семья полюбуется.
Свечерело.
Солнце прокатилось колесом над большим городом — опалив черепичные крыши цвета кофе и стены жёлтого песчаника, строгие шпили церквей и звонниц, оно алым шаром опустилось к морю. Пылал закат, волны пламенели словно кровь. Дышала теплом брусчатка мостовых, остывали крепостные валуны. Последние лучи солнца легли тусклым бликом на купол морской биржи.
Из курительных притонов веял сладковатый дух — там, не таясь от полиции, макоманы вдыхали дым вейского зелья, закатывали глаза, растворяясь в грёзах.
А улицы кишели нарядной публикой! а музыка и песни взлетали выше крыш!
— Эй, девицы! Верите в Бахлу? — наступал одетый пиратом. Речь его звучала с чужеземным, даже не вейским акцентом — кто он такой? поджарый, темноглазый, сильный как горный кот. Может, полукровка? или нарочно изменил говор?..
— О, да! — щебетали хохотушки, одетые баханками. Смуглые пираты с повадками котов — лица скрыты шёлковыми платками, лишь очи блестят… интересные парни. Можно и пококетничать.
— Тогда идём к бутам! Всё — сон; мир нам только кажется… а мне кажется, что ты красивая. Или я ошибся? покажи лицо.
— Ах, чего захотели!
— Возьми её в плен, — с тем же акцентом приказал темноглазому ухарю пиратский капитан, молодой и высокий. Как золотой волк среди смуглых шакалов.
Его наряд песочного цвета подпоясан алым шарфом, светлая кожа тронута загаром, низкий тюрбан — из палевого шёлка. Пшеничные брови походили на крылья солнечной чайки, а бледно-голубые глаза магически притягивали.
«Ой! наверняка он коварный… и нежный?»
— Я сдамся только Алому Шарфу!
— Безумно рад. Давно мечтал о белокожей деве. Ты станешь жемчужиной моих покоев.
— Хи-хи-хи, Даяна — Жемчужина!
— Бедняжка, тебя увезут к вейцам!
— Она будет любимой наложницей! вся в серебре и самоцветах…
— …с кольцом в носу!
— Ну и что? Изысканное украшение! — спорила девица, спутанная кушаком пирата. — Господин Алый Шарф, пожалуйте мне кольцо с рубином!
— Как захочешь, о лазурь моего ожерелья. Разуйте её. Красота ног — отрада для глаз.
— Зачем? — недовольно бросил его спутник, худой и бледный, чьи глаза были окружены синеватыми тенями, а сабля на боку казалась настоящей. — Мы идём в музей, это обуза…
— В музей! — рассмеялись девушки, шутливо теребившие Даяну. — Выбирать кольцо Жемчужине!.. Ради праздника вам продадут. Будем просить именем Калаван Яра!
— Я беру всё, что само идёт в руки, — жёстко ответил Алый Шарф бледному парню и прибавил тише: — Устрой остальным угощение… дай им конфет.
Веселясь и заигрывая, компания двинулась к музею, а худой спутник капитана на ходу раздавал шарики в разноцветной сладкой глазури. Лакомства и удовольствия — закон праздника!
Сарцина кутила, заливаясь молодым вином.
Из всех земель южного континента — кроме полуостровов-«зубцов» с их каучуковыми влажными лесами, — лишь этот край лежал в благодатных субтропиках и мог похвастать самым ранним сбором винограда. Даже на златках, здешних монетах, чеканили знак изобилия — спелую виноградную гроздь и стебель с листьями, точь-в-точь Золотая Лоза банковского картеля.
У кабацких столов собирались поклонники винного бога.
— Розового или красного изволите? — спрашивали у солидных господ, сидевших с газетами на террасе.
— Красного. И принеси-ка луковый пирог, да поживее, малый. А то зальёшься — ан ноги-то обмякнут.
— Стареем. Смолоду, помню, хлебнёшь сусла — и в пляс…
— Говорят, Лоза ходатайствует перед президентом, чтобы ей дали пропинацию по всей Делинге — курить хлебное вино, варить пиво, торговать, и только им одним. Де, казна захлебнётся доходами, а республика озолотеет.
— Ещё чего. Сами позолоту наведём. Пусть только сунутся с этим в парламент… Чтобы цену нам на «солнечный сочок» сбивали? Не допустим.
— Что пишет пресса?
— На будущей неделе, в барич-день, ожидают падения «тёмной звезды».
— Эти шары — как поезда, по расписанию валятся. Только астрономы путают с прибытием. Уже дважды ошибались. Надо отписать в империю: «Ваши Величества! Задержите звездочётам жалованье, пока не научатся верно считать!» В старину лживых астрологов вешали… Куда на сей раз грянет?
— На имперскую землю, в Красную половину. Тысяча триста миль южнее.
— Опять мимо, слава богу! значит, Красному царю гостинец.
— Поделом. У Яннара дочка…
— Будет вам, любезный! Зря на принцессу наговаривают.
— Отнюдь нет. Она летает? Возносилась даже днём, все видели. А инцидент на броненосце? Явилась с визитом — в тот же день взрыв двигателя, с жертвами. Пятый месяц о ней ни слуху, ни духу — почему? Ответ ясен — ведьма, дар её возрос. От Эриты порча волнами расходится, вот и засадили в башню, в безымянный замок.
— Бросьте! Это зависть да интриги с Синей половины.
— Выпьем за то, чтобы звезда упала подальше. Нам старого Шрама хватает…
Звякнув бокалами, господа невольно взглянули в южную сторону.
Там, в полутораста милях, на предгорье, невидимый отсюда, но памятный всем, лежал Шрам — заросший кратер. В оцеплении запретной зоны, под надзором патрулей и глубоко врытых чутких приборов кратер выглядел вполне мирно. Теперь туда ездили на экскурсии, даже — умаслив стражу — устраивали пикники на склонах Шрама.
А в первую звёздную войну, когда обрюзгшие ныне седые господа были полными сил мужчинами, из города в ту сторону смотрели с ужасом.
Там столбом поднимался чёрный дым, словно над жерлом вулкана. У предгорья гремела артиллерия; туда шли батальоны добровольцев, а возвращались — обозы с ранеными, обожжёнными, безногими. На суда грузились беженцы, чтобы плыть к островам Вея. Разуверившись, люди метались — падали ниц перед Бахлой, исступлённо молились Безликому. Кто угодно, хоть царь тьмы — защити, спаси!
