— Верно, не сообразил…
— Вот и давай, дуй, исследуй доставшееся нам хозяйство. Потом, если найдешь факела или лампы керосиновые, можешь и в тоннель заглянуть. Воду, кстати, поищи в первую очередь — нам лошадей поить.
Мелкий готов был броситься выполнять поручения, но сомневался в адекватности и миролюбии продолжающих носиться и ржать лошадей:
— А они меня не затопчут?
— Старайся делать свои дела, как бы на коней совершенно не обращая внимание. Они так быстро успокоятся и привыкнут к нашему присутствию. Ну а если все-таки проявят агрессивность, не тушуйся, кричи на них громко и не жалея лупи древком своего копья по лошадиным мордам и крупам. Они почувствуют твою силу, и уже не будут кидаться или свой норов показывать. Только смотри, сам наконечником копья руки не порежь!
Актуальное замечание, если учитывать, что узкая полоска стали рассекает лемех плуга. Пятница на это кивнул с пониманием, потом закинул арбалет за спину, перехватил свой Шершень удобнее, да и двинулся к сарайчикам.
Я умаялся собирать и проверять целостность многочисленной упряжи: седел, уздечек и хомутов. Благо, что всего в достатке висело на столбах опор навеса и лежало прямо в телегах. Правда последние, часто попадая под дождь, сильно покоробились, искривились, придя в совершенную негодность, но и целехоньких хватало с избытком.
Лошади, видя, что на них никто не бросается, в самом деле, успокоились, хоть и старались держаться от меня на безопасном расстоянии. А я на них внимания не обращал, сосредоточенный на сборке и осмотре сбруи. Саша же обследовал помещения за первой дверью, которые оказались тремя просторными казармами. Там же отыскались и туалеты, и душевые. Вот только воды не было.
Прокричав мне результаты своего осмотра, Пятница устремился во вторую дверь, и что-то долго не показывался, пока я был занят выбором ременных подпруг — весьма важной детали при креплении седла. Но, несмотря на занятость, я не забывал наблюдать и за входом: не хватало мне только, чтобы нас врасплох застали решившие пойти в атаку гули. Поведение этих тварей совершенно непредсказуемо — могут, что угодно учудить.
Поэтому резко вздрогнул от неожиданности и уронил очередной предмет сбруи, когда чуть ли не над моим ухом раздался лошадиный всхрап. Естественно, что я отскочил на метр, и с минуту мы рассматривали друг друга. На меня смотрела лиловыми глазами та самая лошадь, у которой на голове оставалась частично надорванная уздечка. Причем я только теперь рассмотрел внушительный живот кобылы, готовой вскоре разродиться жеребенком. И потом понял, почему почти одичавшая лошадь пришла к человеку. Уздечка за полгода, превратилась для животного в пыточное ярмо. Покусанный, изломанный загубник, провоцировал постоянные ранки, покраснения, жуткие опухоли и прочее. Даже сложно было понять, как несчастная кобыла до сих пор умудряется нормально щипать траву?
Крайняя необходимость превысила страх животного перед грядущим подчинением. Пришло понимание, что только человек сможет снять обрывки уздечки, которые доставляют огромное мучение, и хорошо, что в лечении подобных ссадин, царапин и нагноений я хоть немного разбирался. Опытные конники всегда возят с собой мази из трав и нужные лекарственные вытяжки, которыми покрывают царапины, точки укусов слепней, а то и более тяжкие раны. И пока я перебирал амуницию, отыскал подобных средств предостаточно. Вот и взялся за лечение.
Вначале плавно поднял руку, погладил кобылу по спутанной гриве. Потом использовал найденные мази, покрывая ими напухшие губы животного, наружные части десен около резцов и клыков, и только после этого стал аккуратно снимать узду. Показательно было не только ее поведение, но и всего стада. Пострадавшая особь стояла смиренно, стараясь не шевелиться, и могло показаться, что ее ничего не беспокоит и не пугает. Но по ускоренному сердцебиению, стало понятно, насколько она себя старается сдерживать в подобном состоянии. Если обычно сердцебиение достигает у лошади тридцати, сорока ударов в минуту, то сейчас оно превышало восемьдесят, а то и девяносто. Словно бедняга шла вскачь, да еще и с седоком.
Остальные коллеги по табуну тоже нервничали, топтались неподалеку, порой угрожающе ржали и всем видом показывали: "Обидишь нашу будущую мамзель, мы тебя на ремни пустим!"
Так что я постарался. И когда уздечка была снята, кобыла шумно вздохнула, благодарно на меня посмотрела и собралась уходить к своим. Хорошо, что я вспомнил о запасенных нами для приманки гостинцах. Сухари ей давать не стал, непонятный белый стебель тоже, а вот более мягкими грибами, весьма напоминающими здоровенные, плотные, пусть и чуть подвяленные подберезовики, — покормил. И здорово так покормил, килограмма три, весь мой личный запас ушел. Зато явно и навсегда был занесен в список друзей, обласкан лизанием рук и преданным взглядом. Взамен, я не поленился еще разок помазать мазями повреждения, которые вновь оголились во время кормежки.
Когда лошадь ушла, я уселся на широкую лавку возницы одной из повозок, и вытянул перед собой два белых стебля в одной руке, и пару сухариков на ладони другой. И не поленился выждать целых пять минут. Наверное, беременная кобыла как-то сумела объяснить, что она вне себя от счастья после общения со мной, потому что опасаться меня перестали совершенно. То одно животное подходило поближе, то второе — пытались рассмотреть, чем это я их к себе приманиваю.
А потом одна каурая лошадка приблизилась, и смело слизнула сухари с ладони. Прожевав угощение, принюхалась к белому стеблю и с аппетитом откусила половину. Жевала с явным интересом, а полезла за добавкой уже с полной уверенностью в своей избранности. И пока жевала, довольно многозначительно развернулась ко мне правым крупом. А там, не совсем старая, но весьма неприятная рана. Похоже, валяясь в траве, порезалась о край острого, торчащего из грунта камня.
Не удивлюсь, если эти лошади тоже получили от своего ВИИна толику человеческого разума. Поэтому и каурую я подлечил весьма основательно: промыв рану найденным раствором уксуса, а потом покрыв порез толстым слоем мази.
— Два дня по траве не валяться! — выдал я в финале свои рекомендации самозваного ветеринара. — Топай! — и, подхватив очередной стебель и сухарь, распорядился в сторону остальных, громко и деловито: — Следующий!
Наверняка еще кто-нибудь страждущий отыскался бы, но тут дверь в каптерку с грохотом распахнулась, и все лошади отпрянули назад после восклицаний Пятницы:
— Командир! Ужин уже готовится, вода есть, можно выносить лошадям в ведрах для питья? Или ты мне немного поможешь? Не то боюсь, каша сгорит…
И умчался.
Шустрый он парень! Сам все отыскал, сам все готовить начал и придумал, как командира к работе подключить. И ведь не откажешься! Да и самому интересно, что он там за кухню такую отыскал, с водой да припасами. Хотя удивляться не приходилось: если маг на хуторе имел в своем распоряжении запасы на два года глухой осады, то уж шахта по добыче соли, которая наверняка принадлежала тому же герцогу Канцуру, просто обязана располагать в своих кладовых запасом продуктов для такой огромной своры лысых, маленьких, но наверняка жутко прожорливых оглоедов.
