— Лично вы также перешли на сторону военной партии?
Иане не понравился вопрос компаньона, слишком прямолинейный для скользкой ситуации.
— Нет, что вы. Занимаясь перепродажей икарийских ископаемых, я заинтересован в их высокой стоимости. Начнись война, и все запасы товара на моих складах уценятся в разы — местный рынок остановится в ожидании, что поток импорта из-за океана значительно подешевеет. Но у меня слишком много противников, заявляющих, что грабительские экспортные пошлины вашего императора более нетерпимы, как и икарийская монополия на важные виды руд и минералов. Они убеждают палату пэров: противник живёт за наш счёт!
Алекс посмотрел на Иану, не скрывавшую растерянность. Наивная идеалистка, она произнесла столько красивых фраз о пагубности войн, а тут — один лишь голый расчёт. И если он покажет, что снарядить десант и отправить к богу десятки тысяч душ выгоднее, нежели платить икарийские экспортные сборы, войну никто остановить не в силах.
Остальное — дымовая завеса из красивых фраз о благородстве, абсолютно фальшивых, как суровая неподкупность на лицах предков мессира, чьи портреты украсили стены гостиной. Хорошо известно, что Ламбрийское государство заселялось преимущественно изгоями, отщепенцами, которым нечего было терять. А большие территории с разрозненными племенами относительно миролюбивых туземцев позволяли безнаказанно творить зло без опасения обнаружить пеньковую петлю на шее и приветливый оскал палача. Нынешняя ламбрийская знать — это, как правило, наследники первых переселенцев, то есть самых предприимчивых негодяев.
— Но вам не выгодно… Позволю себе предположить, мессир, есть ещё уважаемые столпы общества, которые предпочли бы сохранение пошлин и мира хотя бы на два-три года? — Иана не желала расстаться с надеждой.
— Несомненно! — хозяин насытился и откинулся в кресле, сплетя пальцы на домашней вязаной жилетке, изрядно распёртой объёмистым животом. — Все, кто продаёт оружие и прочую заводскую продукцию вашему правительству. Если обрезать экспортные сборы, у теев не будет золота, чтобы расплачиваться с прежней щедростью. То есть импортёры, такие как я, накачивают Икарию золотом, чтобы успешно шли дела у экспортёров наших товаров в империю.
Включая экспорт оружия, которое рано или поздно начнёт убивать ламбрийских подданных. Алекс подумал об этом, но вслух высказал совсем иное.
— Из ваших слов следует: торговля налажена. Зачем же что-то менять?
Мессир Палла развёл руками.
— Развивается внутреннее потребление. Растут продажи в Кадмус и другие восточные государства. Люди начинают спрашивать: почему мы должны кормить икарийского императора с его безразмерным аппетитом? Получается, что в цене товара, лежащего на прилавке, львиную долю составляет подать теям.
Алекс почувствовал, что наступил предел — его крайне ограниченные знания основ торговли и денежного оборота явно недостаточны, чтобы рассуждать о структуре затрат в себестоимости продукта и дисбалансах международного товарообмена. Точнее, он краем уха слышал подобные термины, но не слишком ориентировался в этих понятиях.
— Встретиться с иными противниками войны — возможно? — подала голос Иана.
— С трудом. На носу новогодние праздники. Мои коллеги временно оставили политику.
— Тогда позвольте нам задержаться до начала января.
— Не уверен, что это благоразумно, — пэр задумчиво протёр очки и нацепил их на переносицу, Алекс внутренне с ним согласился. Всё выяснено, каждый лишний день во вражеской столице не нужен и чреват неприятностями.
— И всё же?
— Ну, если вы настаиваете. И в память о благородном мессире Эрланде я не имею права отказать вам в просьбе. Сделаем так — оставайтесь в тех же покоях во избежание огласки. Невозможно быть уверенным во всей челяди, — он улыбнулся с выражением «ну вы же понимаете» и продолжил: — Я приглашу кого смогу.
Алекс сердито свёл брови.
Благородные. Челядь. Да сам он, «высокородный мессир Палла», потомок ровно таких же челядинов. Не сравнить с теями. Даже если врождённая склонность к полётам не гарантирует истинной приверженности идеалам дворянской чести, Мейкдон и Байон тому пример, владение Силой есть бесспорный атрибут, что ты — не самозванец, ты — настоящий аристократ, не выскочка из кухаркиных детей. Только Иана, стопроцентная чистокровная высокородная, остаётся единственным близким по духу человеком во враждебном ламбрийском мире. Как же она умудрилась наняться на службу именно к Эрландам?
Как бы ни хотелось сообщить ламбрийцу об истинном положении дел с аристократизмом, Алекс сдержанно поблагодарил, стараясь не слишком выдавать движения чувств:
— Чрезвычайно признателен, мессир. С вашего позволения, мы с синьориной удаляемся и ждём вашего приглашения.
Они не разошлись по спальням и уединились в комнате Ианы, больше похожей на келью в монастыре Сестёр Всевышнего. Даже картин мало — жалкая полудюжина родовитых предков Паллы, которые с полотен принялись разглядывать непрошенных постояльцев.
— Что ты об этом думаешь, Алекс? Всё зря?
Она взволнованно ухватила его за пальцы. На подобные нарушения этикета «супруги» плюнули со времён «Ламбрийской звезды».
— Не зря. Мы обязаны были пройти путь до конца. Мы прошли его.
— Да. Не уронили честь. Я знаю, как много это для тебя значит.
Она пристально посмотрела в глаза спутника и добавила:
— Ведь ты совсем не богат. Честь и карьера — всё, что у тебя есть?
И ты, чуть не ляпнул Алекс. О, безусловно, Иана у него есть. Но в каком качестве? Подруга по несчастью, спутница, или даже просто обуза…
Он грустно усмехнулся.
— Да, карьеру хорошо делать с честью. К сожалению, за короткое время в Леонидии я понял, что честь — скорее препятствие для успеха. Ценится преданность синьору, а не идеалам.
— Синьоры разные. Уверена, среди наших соотечественников есть и такие, что оценят по достоинству твои принципы.
А ты оценишь?
Беззвучный вопрос остался без ответа. Зато на поставленный мессиру Палле через день прозвучал ответ более чем однозначный: партия мира не считает возможным предотвратить войну.
Вечером хозяин пригласил Алекса и Иану в свой кабинет, где обнаружились ещё трое респектабельных господ, среди них — промышленник с хищным лисьим лицом, окаймлённым такой же круговой порослью, и сравнительно молодой банкир, не более лет тридцати, чисто выбритый, не считая узкой линейки усов, чем-то похожий на тея. Их беседа быстро перетекла в перепалку, судя по всему — привычную, потому что фехтование аргументами и контраргументами носило характер отработанный. Скорее всего, они повторили давно переговоренные вещи.
Иана предприняла самую последнюю попытку сделать хоть что-нибудь, смотревшуюся несколько комично: тонкая юная тея среди маститых пэров, пытающаяся убедить согласиться на неприятные для них вещи.
