Запихиваю спички под фуфайку, но сразу становлюсь как беременный. Проталкиваю коробку за спину, заправляю фуфайку, чтоб спички не выпали, и делаю ставку на скорость.
Сзади раздается голос, от которого не убежишь.
— Бен! — Это мама. Что-то заподозрила. Ты куда?
— Там мальчик на улице.
Из гостиной доносятся звуки, как будто кто-то топит котят. Это означает, что Люси с Рейчел смотрят клипы по видео. Когда им кто-нибудь нравится, они повизгивают. Одно слово — девчонки.
— Что это у тебя под джемпером?
Глаза у мамы покруче любого рентгена. Однако на каждую экстрасилу всегда найдется какая-нибудь слабость. Таков уж закон природы. Мамина в том, что она не умеет быстро бегать и терпеть не может, когда ее отрывают от чаепития.
— Он меня ждет, — говорю я и припускаю со всех ног.
Мама не гонится следом. Если знать их слабые стороны, то всегда можно выйти победителем.
Парень держит мяч, я держу спичку. Я до сих пор не знаю, как его зовут, но спрашивать еще не время. Держу спичку, пока не обжигаю пальцы, или, по крайней мере, почти до того момента, когда нужно изобразить ожог. Пламя на мяч практически не действует, разве что появляется неприятный запах и черное кривоватое пятнышко. До плавления как до луны пешком. Мы пробуем еще раз, но толку опять никакого.
Тогда он говорит, что у него есть идея получше, открывает коробок целиком, достает одну спичку и ставит коробок на тротуар. Интерес у него еще не пропал. Он пристраивает мячик прямо поверх спичек. Затем смотрит на меня, и я вижу блеск в его глазах. Он хитро улыбается, я отвечаю тем же. Когда ты возбужден, то иногда возникает чувство, что нужно срочно отлить, даже если на самом деле тебе не хочется.
Он чиркает спичкой, ждет, пока та разгорится, а затем бросает в коробок, прямо на верхний ряд фиолетовых головок. Раздается сильный треск, затем шипение, вспышка, еще через полсекунды — вторая, когда занимается нижний ряд. Пламя достает мне до колен, оно такое яркое, что мяч полностью исчезает в огне. Но мы знаем, что он там, потому что вонища стоит ужасная, а нам все равно приятно, ведь у нас получилось.
Костер горит недолго. После него остается черное комковатое месиво, оно дымит и пускает пар, словно только что приземлившийся астероид. Мы опускаемся на колени и дуем, чтобы мяч можно было взять в руки. Мне хочется дотянуться первым, но он меня опережает. Мяч еще не остыл, и парень, взвизгнув, роняет его. Мяч конкретно потрепан. Теперь он скачет зигзагом, взад-вперед, будто полоумный. Мы оба хохочем, глядя на эти прыжки, и, когда мяч закатывается в канаву, я иду и склоняюсь над ним, встав на коленки.
Вся поверхность мяча покрыта волдырями и струпьями, как у самой что ни есть прыщавой рожи на свете навроде Элисон с дальнего конца улицы, у которой щеки напоминают блевотину. И еще он весь почернел и больше не круглый, а какой-то скособоченный овал.
И все-таки это не лужа резины. В смысле, нельзя сказать, что мы его расплавили. Зато мы определенно его сломали. Что и требовалось доказать. Мы его победили, пусть даже сейчас нам и жалко, ведь мяч был действительно классный.
Какое-то время мы развлекаемся, стукая мячом об асфальт, и это очень прикольно, потому что не знаешь, куда он отскочит, но, с другой стороны, это быстро надоедает, и вскоре я лишь делаю вид, что мне весело. Видно, что и парня это тоже слегка утомило. Нам нужно что-то новое.
— А у моего папы есть бензопила, — говорю я. — Он весь день с ней занимается, но сейчас у него перерыв на чай. Хочешь посмотреть?
Он пожимает плечами, но по лицу видно, что ему интересно.
Я веду его за дом, где нужно будет перелезать через калитку. Лезу первым. Я не стремлюсь установить какой-нибудь рекорд или еще что, просто стараюсь сделать все как надо. Теперь я могу открыть калитку изнутри, но он говорит, чтобы я закрыл ее, потому что тоже хочет перелезть через верх. Я не предупреждаю его насчет расшатанной доски, и он слегка поскальзывается, но в целом справляется вполне неплохо.
На нашей улице все дома одинаковые, кроме многоквартирного дома, из которого сделали психушку, и у каждого сбоку в заборе калитка. Миссис Спаркс всегда оставляет свою открытой, специально для меня, чтобы я мог доставать теннисные шарики, когда они залетают к ней, и не трезвонил каждый раз в звонок. Трава у нее во дворе такая высокая, что для теннисных шариков это просто кошмар. Мама говорит, что мне следует подстричь ее, но вызваться на такое самому — это просто смех на палочке.
На первый взгляд дома кажутся очень большими, но это не так, поскольку на самом деле каждый из них — это два дома. Дома, разрезанные пополам. Достаточно пересчитать входные двери, и все сразу станет ясно. Миссис Спаркс живет во второй половине нашего дома, и ее телик хорошо слышно через общую стенку. Она всегда врубает громкость на максимум, когда крутят сериал «Шоссе».
Итак, мы в саду, в окружении напиленных поленьев, глядим на бензопилу, и я вдруг начинаю сомневаться, что это такая уж хорошая идея. Ведь мне нельзя ее трогать, и когда я заикнулся о пиле, то думал, что мы просто залезем и посмотрим, но вот мы стоим и смотрим, и вроде как выходит, что просто так уйти уже не получится, иначе я буду выглядеть как девчонка.
Втайне я надеюсь, что вот-вот выйдет папа и нас прогонит, но потом перевожу взгляд на дом и вижу, что все шторы задернуты. Время как раз такое, когда на улице еще не темно, но если ты внутри, то свет все равно приходится зажигать. Шторы — это мамин пунктик. В смысле, закрывать их и открывать. Просто не знаешь, когда ей приспичит вскочить и начать бегать по дому, занимаясь этим делом. Она постоянно пытается заручиться нашей помощью, но никто из нас ее страсть почему-то не разделяет.
— Тяжелая? — спрашивает он.
— Ага, — отвечаю я. — С непривычки потом руки болят.
Он наклоняется и приподнимает пилу, взвешивая ее. А в следующую секунду уже стоит и держит пилу наперевес, словно пулемет. Если папа выйдет сейчас, нам точно влетит.
— Как она включается?
— Там такой шнурок, сзади, на ручке. Надо за него дернуть.
Он находит шнурок рукой, но при этом едва не роняет пилу и быстро подхватывает ее второй рукой.
— Тяжелая очень. Придется дергать тебе.
Я украдкой оглядываюсь на дом. Там по-прежнему никакого движения. Слышу Рейчел и Люси, которые либо тычут друг в друга булавками, либо все еще смотрят видео. Вот ведь попал! Надо было сразу сказать, что я не знаю, как она включается. Так было бы гораздо лучше. Но теперь уже слишком поздно.
— Мне нельзя, — тихо говорю я.
— Кто это сказал? КТО ЭТО СКАЗАЛ?
Похоже, он разозлился. Даже не знаю почему. Лицо вдруг перекосилось и стало очень неприятным. Будь оно таким, когда я выскочил на улицу, я бы тут же развернулся обратно. Парень не крупный, но мне страшно. В его голосе есть что-то такое, отчего сразу понимаешь: если не сделать, как он велит, все будет только хуже.
