За ними находилась очередная лестничная площадка. Я подхватила тело своего противника, не давая ему прилипнуть пятой точкой к поверхности пола, и выкинула из лифта. Точно так, как выкидывают за порог паршивых котов. С той лишь разницей, что туша этого «кота» тянула на хорошо откормленного теленка. Он безропотно, не издав какого-либо звука, вылетел из тесного лифта. На лестничной площадке он с глухим шлепком упал на бетонный пол.
В знак полного окончания представления створки лифта, как театральный занавес, торжественно сомкнулись вновь, разделив нас на победителей и побежденных. Я быстро повернулась к панели с кнопками.
— Куда? — раздался за моей спиной голос Соболева.
— Вниз, — решительно и твердо ответила я. — А затем на улицу.
Соболев согласно кивнул головой. Я нажала на кнопку первого этажа и отпустила ее только тогда, когда кабина задумчиво тронулась вниз. В другое время, возможно, следовало бы, что называется, взять «языка» и побеседовать с ним не без пристрастия. Но в данный момент моей задачей было в полной сохранности доставить клиента в безопасное место. А его собственная квартира, как, впрочем, и подъезд, таковыми не являлись, и я собиралась прежде всего вывести Соболева наружу.
Лифт в очередной раз застыл и распахнул створки. Я быстро высунула голову, окинула взглядом все вокруг и решительно выдернула Соболева за собой. До спасительного выхода нужно было преодолеть лишь один небольшой лестничный пролет. Но как только я ступила на первую же ступеньку лестницы, из подъездного полумрака бесшумно выскользнула бесформенная тень и преградила нам дорогу.
Тень не издала ни единого звука. От нее веяло чем-то зловещим, а скупые движения были наполнены скрытой угрозой и опасностью. Тень слегка выдвинулась вперед. Из небольшого окна сверху на нее упал слабый свет. Плоское, неподвижное, как маска, лицо человека, вставшего на нашем пути, бледно отсвечивало, словно в неверном лунном свете.
Лицо явно принадлежало азиату. Гладко зачесанные назад и собранные в жидкий черный хвост волосы. Маленькое, туго обтянутое кожей, плоское лицо с раскосыми глазами. Большие зрачки из-под слегка опущенных век глядели как амбразуры стационарного дота. Точно так же, уставясь прямо в глаза, смотрят кошки. Думают о чем-то своем — и вдруг становится жутковато от их зеленых глаз, от их непонятной кошачьей мысли.
Азиат стоял совершенно неподвижно и, казалось, даже не дышал. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Я уверенно двинулась вниз по лестнице, увлекая за собой Соболева. Азиат еще больше вышел из тени, и теперь его голову вместе с верхней половиной туловища можно было лучше разглядеть. В ответ на мои решительные шаги без малейшего намека на страх на его плоском, не совсем симметричном лице, у самых кончиков губ появилась загадочно-вежливая и одновременно зловещая улыбка. Дать нам пройти явно не входило в его планы.
Впрочем, в мои планы не входило задерживаться по какой бы то ни было причине, включая и присутствие этого сына Востока на моем пути. Но азиат сделал быстрый шаг и теперь стоял перед первой ступенькой лестницы как раз на самой середине между стеной и перилами. Его руки в невозмутимом философском спокойствии были скрещены на груди.
Я, не сбавляя скорости, слегка изменила траекторию движения, чтобы проскочить мимо и при этом не задеть его. Расстояние между нами, и без того не очень большое, стремительно сокращалось. Азиат чуть ли не в упор смотрел прямо мне в глаза. Я ответила ему тем же. Я не привыкла отводить взгляд в сторону, когда противник бросал мне вызов на психологическую дуэль.
Чтобы победить в схватке, прежде всего еще до начала физического контакта необходимо выиграть ее психологически. Противник, сломленный морально, заранее уже побежден. Поэтому-то в моей родной «Ворошиловке» нас довольно продолжительное время натаскивали в умении «держать» не только удар, но и взгляд.
Точнее, умение жестко и твердо, не отводя взор в сторону, смотреть противнику в глаза. Если не выдержал взгляда, то не пытайся сломить своего противника потом — он не поддастся. И мы тренировалась. Тренировались долго и упорно. Сначала с зеркалом: нужно было просто смотреть в глаза своему собственному отражению и не моргать. Смотреть как можно дольше, пока глаза еще хоть что-то видят сквозь острую резь и пелену наворачивающихся слез.
И лишь потом, когда ты оказываешься в состоянии справиться со своим двойником в зеркале, наступает очередь животных. Лучше всего для этого подходят хищники из породы кошачьих. Те, что побольше: львы, тигры, леопарды. Я специально ходила в зоопарк и останавливалась у клеток с этими внешне спокойными и ленивыми, но царственно-величественными и сильными животными. Я сжимала в кулак всю свою волю, крепко стискивала челюсти, пытаясь через неподвижные, желтые глаза хищника проникнуть в его первобытную дикую душу.
А затем, когда хищник после зрительной дуэли не выдерживал и отворачивался в угол, наступала очередь людей. На улице, в транспорте, в любом скоплении народа была возможность тренировать и совершенствовать свой навык.
От него была и ощутимая практическая польза. Чего, например, только стоил взгляд, отмеренный какому-нибудь хулигану в темной подворотне! Мой взгляд останавливал его не хуже, чем удар в солнечное сплетение.
Поэтому я могла, что называется, «держать» взгляд. Я точно помнила, да не то что помнила — я абсолютно точно знала, что глаз я не отводила, и что азиат даже не шелохнулся. Но вдруг стены подъезда неожиданно поплыли у меня перед глазами, а тело резко повело куда-то в сторону. Моя голова словно погрузилась в очень густой туман.
Прикосновение спины к холодной бетонной стене подъезда привело меня в чувство и снова вернуло в реальность, где я стала свидетельницей пленения моего подопечного Соболева неизвестным азиатом. Соболев стоял на коленях, безвольно откинувшись на перила. Его лицо больше всего на свете напоминало сейчас оглушенную взрывом и мгновенно выброшенную на берег рыбу. Видимо, до падения на колени он получил хороший удар, стойко парализовавший не только его тело, но и волю. Так бывает, когда рука мастера наносит точечный, но необычайно мощный удар в нервный ствол и боль с такой силой захлестывает на твоем теле свою железную удавку, что просто перестаешь ее чувствовать.
Сам азиат стоял над Соболевым вполоборота ко мне и с невозмутимым восточным спокойствием ненавязчиво собирался «помочь» ему встать. Его рука протянулась к волосам на соболевской голове, и через секунду пальцы сомкнулись у него на макушке, захватив, как пучок сорняков, несколько прядей. Я не сомневалась, что если Соболев еще не пришел в себя настолько, чтобы послушно следовать за азиатской рукой, то он рисковал просто-напросто остаться без существенного количества своих волос.
Естественно, позволить это я никак не могла. Я оттолкнулась спиной от стены и бросила свое тело по направлению к азиату. Его плоское лицо резко повернулось ко мне и на какое-то мгновение застыло.
Что означала эта заминка — удивление, ход мысли или и то, и другое одновременно — я так и не успела понять. Потому что единственное, что мне удалось заметить — это едва уловимая тень, метнувшаяся от него ко мне в грудь. Рассуждать на тему «что это такое?» времени не было. Как, впрочем, и думать — куда отклониться. Левая рука сама дернулась навстречу тени и тут же повисла бессильной плетью. Плечо пронзило резкой, жгучей болью. Сустав запылал и раздулся. Видимо, именно в плечо я получила свой первый удар, который и отбросил меня к стене. Только из-за профессиональной привычки прежде всего спасать подопечного я не сразу почувствовала всю его разрушительную силу.
