Вдруг Соболев неожиданно хлопнул себя сначала по карманам, а затем по лбу.
— Черт, — раздосадованно вырвалось у него.
— Что случилось? — обеспокоенно поинтересовалась я.
— Ключи, — сказал Соболев. — Ключей-то у меня с собой нет!
— Где же они?
— В квартире.
— В какой? В которую мы сегодня так и не попали?
— Да.
Вид у Соболева в этот момент был как у нечаянно напроказившего школьника, стыдившегося за свой промах и не знавшего, как его исправить. Возвращаться в квартиру смысла не было. Даже несмотря на логичность довода, что второй раз нас там ждать не должны.
— Это нестрашно, — успокоила его я. — Полагаю, что мне удастся справиться с замком и мы сумеем войти.
— Вы что, — в глазах Соболева загорелся огонек восхищения, — можете открыть любой замок?
— Ну не любой, конечно. Но с вашим, думаю, справлюсь. К тому же — открывание дверей даже не совсем предусмотренным для этого способом в присутствии хозяина не является криминалом.
Подобное умение входило в перечень обязательных, или зачетных, навыков во время обучения в «Ворошиловке». Мы осваивали целый ряд способов для «несанкционированного» проникновения в помещения, сейфы и тому подобное. Начиная от банального вышибания двери хорошо поставленным ударом ноги и выбивания цилиндра с помощью долота до умения работать сразу несколькими отмычками одновременно. Были среди нас и освоившие высший пилотаж в данной профессии — способность найти определенную точку и затем аккуратно высверлить ее тонким сверлом, после чего замок открывался как самая простая деревенская задвижка. Поэтому открыть любой обычный запор для меня не составляло практически большой проблемы.
Вскоре мы достигли нужного нам района и подъехали к железным воротам. Ворота были встроены в ограждение из бетонных плит около двух метров высотой и являлись наружной частью примыкавшего к ним вплотную гаража. Рядом с ними имелась металлическая калитка. Я вышла из машины, на всякий случай оглянулась по сторонам и присела на корточки перед калиткой, чтобы внимательно изучить замок. К счастью, он оказался довольно незамысловатым и представлял немного усложненный вариант обычного английского замка. Справиться с ним не потребовало у меня много времени, и секунд через двадцать калитка, устало скрипнув, как старая баржа на приколе, распахнулась, приглашая войти.
То же самое я проделала и со второй калиткой, служившей внутренним входом в гараж. Сами ворота запирались изнутри на железный засов, который, в свою очередь, закрывался на обычный навесной замок амбарного типа. С этим я провозилась еще меньше. Вскоре я завела машину в гараж и вернула ворота и наружную калитку в первоначальное состояние. Теперь наше присутствие снаружи ничто не должно было выдавать. События сегодняшнего дня наглядно демонстрировали серьезность намерений недоброжелателей Соболева, и потому любые меры предосторожности не казались излишними.
Перед входной дверью в дом я уже в четвертый раз под восхищенный взгляд владельца цветочной фирмы продемонстрировала, что во время учебы в «Ворошиловке» была далеко не последней ученицей.
— Женя, где же вы всему этому научились? — восхищенно спросил Соболев, когда дверь за нами захлопнулась и мы прошли в комнату.
— Охранные курсы, — уклончиво ответила я — я предпочитала не распространяться лишний раз об истинном источнике полученных знаний, и добавила: — В Москве. Точнее, в ближнем Подмосковье. Там есть один элитный учебный центр.
— А-а, ну тогда, конечно, — понимающе протянул Соболев. — Если вы бросите охранную деятельность, то могли бы работать где-нибудь в службе спасения и открывать захлопнувшиеся двери. Или когда хозяин теряет ключ.
— Надеюсь, что безработица мне не грозит, — охотно согласилась я.
В комнате находился потрепанного вида диван, старое кресло на трех ножках, небольшой столик, по-видимому, оставленные прежним владельцем по причине полной ненадобности. После недолгого раздумья мы с Соболевым довольно удобно расположилась на диване.
— Интересный дом, — поделилась я впечатлениями от увиденного.
— Нравится? Прежнему хозяину его построили попугаи.
Я удивленно подняла бровь и посмотрела на него, требуя объяснений. Соболев широко улыбнулся и затем продолжил:
— Нет, попугаи — это не жаргон. Это действительно самые настоящие попугаи. Но, разумеется, кирпичей они не клали и раствор не таскали.
— И, возможно, даже не матерились, — не удержалась, чтобы не вставить реплику, я.
— Этого не знаю и поручиться не могу. Но дом строили обычные строители. Просто хозяин имел постоянный и неплохой доход от разведения и продажи экзотических птиц, главным образом попугаев. А дом строился по особому проекту: с большой мансардой и подвалом. В мансарде были вольеры для птиц, а в подвале — инкубатор.
— И куда же делся прежний хозяин вместе со всеми попугаями? — поинтересовалась я.
— Разбогател и уехал в столицу на постоянное место жительства. А дом продал мне, — повторил Соболев то, что уже говорил мне по дороге сюда.
— Понятно. Но давайте вернемся к вашему делу. Итак, не могли бы вы мне еще раз поподробнее рассказать о том, чем вы занимаетесь. Конфиденциальность информации, разумеется, я гарантирую.
Соболев на мгновение задумался, а затем начал говорить:
— Раньше, как я уже говорил, я работал инженером в одном НИИ. Но у меня всегда была страсть к дальним экзотическим странам и растениям. Особенно я обожал и обожаю орхидеи. Причем не те срезанные цветы в картонных коробках, которые продаются в некоторых цветочных магазинах здесь или почти в любой цветочной палатке в Москве. Это не орхидеи, а самый настоящий «орхидный мусор». Настоящие орхидеи приобретают, что называется, товарный вид за три, а то и четыре года. И первые полгода их нужно выдерживать в специальных пробирках. У меня есть целая коллекция просто уникальных орхидей. И собирал их я не совсем законным способом. Пока работа в НИИ приносила нормальный доход, я копил деньги и раз в год выбирался куда-нибудь в Азию. Я охотился за ними в джунглях Индонезии, Малайзии, был в Индии и Непале. С мачете, биноклем и веревочной лестницей я выискивал редкие растения. А это было не очень-то просто: иногда они растут на высоте двадцать пять — тридцать метров. Люди очень часто и сильно заблуждаются, когда представляют в своем воображении эти гнусные джунгли цветущим раем любви. Орхидея — растение редкое, его сбор частенько считается браконьерством, но с помощью взятки проблемы на таможне решать все-таки удавалось.
Я внимательно слушала Соболева, не перебивая.
— Но скоро наступил развал. НИИ закрылся. Вот тогда-то я и стал заниматься цветочным бизнесом. Сначала продавал пальмы. Такие небольшие — горшочный вариант. Их очень охотно покупали всякие конторы и организации для своих офисов.
Из рассказа Соболева я узнала о том, как его дело постепенно набирало очень неплохой оборот. Попутно для себя я выяснила много тонкостей, касающихся покупки и содержания цветов в домашних условиях. Понемногу, по мере того, как Соболев продолжал говорить, во мне невольно росло уважение к человеку, сумевшему не сломаться в период нестабильности и экономических шатаний. К тому же выращивание многих цветов, хотя бы тех же орхидей, требовало огромных сил, терпения и усидчивости. Само по себе это уже было достойно всяческих похвал.
