— Замечательно, — похвалила я его и продолжила, уже обращаясь к Бену: — Может, у вас есть что сказать более дельное?
Бен тупо смотрел в одну точку отсутствующим взглядом.
— Могу обещать полную конфиденциальность полученной информации, а также физическую целостность, — произнесла я. — Я совершенно никому, даже вам, не желаю зла. Я даже готова простить ваш подлый удар по голове, хотя, как вы хорошо знаете, такие вещи не прощают, — продолжала я работу по склонению этой «сладкой парочки» к сотрудничеству.
Здесь я, правда, совсем немножко, но все-таки слукавила: физическая расправа над Утюгом и Беном, равно как и их настоящее положение, была хорошей расплатой. Особенно если учесть их уязвленное резкой сменой ролей самолюбие и, разумеется, осознание поражения от женщины.
— Я не буду ни ломать вам пальцы, ни вставлять паяльник. Все, что я хочу узнать, это — ваши требования, — голос мой становился гипнотизирующе вкрадчивым.
— А-а… Э-э-э, — выдавил из себя Бен после небольшой паузы, но почему-то сразу умолк, словно подавился чем-то твердым и невкусным.
Возможно, его благоразумный порыв к сотрудничеству был убит в самом начале присутствием Утюга. Для эффективности дальнейшего допроса необходимо было изолировать их друг от друга. Как же такая простая мысль сразу не пришла мне в голову?! Наверное, все-таки сказывались последствия удара по голове и, видимо, я слишком поспешно отнесла Утюга в разряд неумелых драчунов. В таком случае изолировать их было тем более необходимо.
Я поднялась со стула и направилась к лежащим на полу телам в твердой решимости оттащить одного из них на кухню. Однако в этот момент Бен несильно дернулся корпусом, и что-то приглушенно звякнуло у него в кармане. Одновременно с этим звуком вспышка озарения пронзила мой мозг. Я мгновенно вспомнила, как всего лишь считанные секунды назад при слове «пальцы» Бен заметно напрягся и слегка заерзал на месте.
Это движение было малозаметным, и его можно было принять за попытку пошевелить затекшими конечностями, но теперь для меня связь между словом «пальцы», проникновением этой парочки в квартиру без согласия ее владельца и беспокойством Бена стала очевидной.
Я наклонилась над Беном, быстро пробежалась по нему руками, как это делают при обыске. В наружном боковом кармане пиджака я нащупала то, что мне было нужно. Я обернула руку платком и, как бесценное вещественное доказательство, извлекла на свет связку позвякивающих отмычек.
— Ну, раз вы не хотите со мной разговаривать, несмотря на всю мою доброту, то придется сдать вас в участок. Незаконное проникновение в жилище, нападение на хозяина, пытки, и к тому же я просто уверена, что кое-какие вещи пропали. Не так ли? Это уже очень и очень серьезно. У товарища Утюга тоже наверняка что-то найдется в карманах. То, что он не хотел бы показывать милиции. Не правда ли, Утюг?
Сдавленное нечленораздельное рычание, переполненное злобой, было подтверждением моего предположения. Аналогичным образом я обыскала Утюга и извлекла на свет божий кастет и нож, явно не вписывавшийся в разряд перочинных. Усилившаяся двигательная активность была ярким доказательством точности попадания. Встречаться с представителями правопорядка моим знакомым очень не хотелось.
— Итак, я повторяю свое предложение, — сказала я, сев обратно на стул. — Вы говорите все, что знаете по интересующему меня вопросу, а я, в свою очередь, отпускаю вас, гарантируя при этом конфиденциальность полученных сведений.
— Я, то есть мы ничего не знаем, — быстро, скороговоркой начал говорить Утюг, — Чеснок послал нас.
— Зачем? — строго спросила я.
— Мы не в курсе его дел, — торопливо перехватил эстафету у Утюга Бен, словно боялся, что если все расскажет его сосед, то обещанная неприкосновенность не будет распространяться на него. — Он не посвящает нас. А нам и не надо. Наше дело — сделать, что сказано, и отвалить.
— Точнее. Что вам велено сделать?
— Ничего особенного, — словно соревнуясь, кто больше успеет выдать информации, снова заговорил Утюг. — Нам дали адрес, мы должны были просто разобраться с ее хозяином.
— Что значит разобраться?
— Ну, сама понимаешь… — Ответ на этот вопрос явно смутил Утюга.
— Меня интересует причина, из-за которой этот человек впал в такую немилость к Чесноку. — При этом я заметила, как Соболев напрягся всем телом и слегка подался вперед.
— Петрович кинул его. На четырнадцать штук, — сказал Бен.
— Что-о? Четырнадцать штук? — с негодованием воскликнул Соболев так, будто вопрос заключался только в размере суммы, а не в факте обмана.
— Ну, может, не на четырнадцать, а на пятнадцать или двадцать — откуда я знаю? Он должен был поставить товар. Бабки через Шурика ему передали. А этот смылся.
При этом Бен попытался скосить в сторону Соболева горящие ненавистью глаза. Именно он был сейчас источником всех его последних несчастий. Но ему это не удалось, и он напомнил мне глупую деревенскую дворнягу, крутящуюся на одном месте в безуспешных попытках поймать собственный хвост.
— Какой Шурик?! Какие четырнадцать штук?! — подал со своего места возмущенный голос Соболев.
Однако требовательным жестом я заставила его замолчать.
— Это все? — спросила я, обращаясь к Бену.
— Все, — широко раскрыв глаза, изображая тем самым искренность, закивал Бен.
— Все, — с готовностью подхватил Утюг.
— Значит, Петрович обещал поставить Чесноку товара на четырнадцать штук, взял деньги и смылся? Я правильно поняла?
— Ну, да, — подтвердил Бен, недоумевая, как можно не понимать столь простую вещь.
В этот момент Соболев попытался раскрыть рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но я быстро поднялась со стула, стремительно приблизилась к нему и за рукав потянула на кухню.
Настало время поговорить с Соболевым совершенно серьезно. Я открыла кран на полную мощность, чтобы струя воды, громко разбиваясь о раковину, заглушала наш разговор от Бена с Утюгом.
— Ну-с, гражданин Соболев, теперь вы мне ничего не хотите сказать? — произнесла я с видом милиционера, поймавшего несовершеннолетнего воришку во время попытки забраться в чужой карман.
— Женя! Я расскажу все, что вы хотите! Но я ничего не знаю! — широко раскрыв глаза и разведя руками, воскликнул Соболев.
В памяти сразу же всплыли и его несколько путаные объяснения по поводу необходимости своей охраны, «черного нала», получение небольшого «дипломата» и поездка с ним в «Эко-банк». Вполне могло оказаться, что именно в этом «дипломате» находились те самые злополучные четырнадцать тысяч, из-за которых сейчас я и находилась здесь.
Однако во взгляде, жестах, интонации Соболева угадывался человек добродушный и неспособный к обману. Мой внутренний голос громко твердил мне об этом. Но моя интуиция сегодня уже подвела меня, и к тому же в моей практике, к сожалению, бывали случаи, когда клиенты нанимали меня, чтобы обезопасить свои не очень чистые дела. Одним словом, относиться к Соболеву, как к жене Цезаря, которая, как известно, «вне подозрений», достаточных оснований у меня не было.
