В общем, мое вмешательство в случае с Чесноком оказалось излишним — в конце концов они бы сами поняли, что Соболев — совсем не тот человек, которого они ищут. Правда, благодаря мне выяснение данного факта для Соболева стало менее болезненным в физическом плане. Но в случае с Сухарем я полностью отработала свой гонорар. Из его банды никто не знал Петровича в лицо, кроме Тишки. А Тишка к тому времени был уже убит. Он действительно брал на покупку «товара» у Сухаря четырнадцать тысяч, а Петровичу платил десять. Что же касается самого «товара», то им оказались маковые коробочки — сырье для наркотиков.
Петрович из своих командировок привозил не только дешевые луковицы тюльпанов и других цветов, но и мак. Узнав об обмане со стороны Тишки, он нашел другого покупателя в лице Чеснока, а с него потребовал получения разницы в четыре тысячи за все предыдущие сделки, но в результате ссоры убил его. Испугавшись, он сбежал из города на несколько дней, из-за чего и начались поиски его, превратившиеся в неприятности Соболева.
Четырнадцать тысяч, полученные Петровичем от Чеснока, нашлись в автоматической камере хранения на вокзале. После отъезда милиции я нашла на полу в прихожей маленький листок бумаги с двумя числами: одно обозначало номер ячейки, а второе — шифр к ней. Скорее всего он выпал из кармана Петровича во время схватки со мной. После Чеснока мне пришлось встретиться и с Сухарем. В непричастности Соболева к этому делу я убедила его довольно быстро. Ну а вот каким образом Сухарь собирался получить обратно свои десять тысяч из сейфов милиции и где искать недостающие четыре — для меня осталось загадкой. Впрочем, его взгляд красноречиво говорил, что это «не мое дело».
А маковые коробочки мы с Соболевым нашли в подвале на даче. Они были на дне тех самых ящиков с луковицами тюльпанов. Чтобы их не смог найти кто-нибудь еще, мы в тот же день дружно сгребли на участке весь мусор, смешали его с содержимым ящиков, и желтые языки костра за десять минут превратили всю кучу в горсть легкого пепла. Соболев долго меня благодарил и обещал расплатиться в самое ближайшее время.
Мои воспоминания прервало появление во дворе незнакомой машины. Она медленно ехала вдоль дома, словно водитель что-то внимательно высматривал на дверях подъездов. Наконец она остановилась напротив моего окна. Из машины вышел молодой парень, достал из салона нарядную коробку, перевязанную крест-накрест лентой, и уверенным шагом направился в наш подъезд.
— Интересно, к кому это он? — раздался за моей спиной голос тети Милы, которая, как выяснилось, тоже наблюдала за этим парнем из окна кухни.
— К девушке, наверное, — лениво зевнула я в ответ.
Через несколько минут в дверь позвонили. Я посмотрела в дверной «глазок» и увидела того самого парня с коробкой в руках.
— Охотникова Евгения Максимовна здесь проживает? — спросил он.
— Да, — ответила я.
— Тогда получите, — протянул он мне коробку.
— Это от кого? — поинтересовалась я, беря ее в руки.
— Там написано, — ответил он, широко улыбнулся и повернулся к лифту.
Тем временем в комнате зазвонил телефон. Я поставила коробку рядом с аппаратом и подняла трубку.
— Алло, — раздался в ней голос Соболева. — Это Женя?
— Здравствуйте, Семен Петрович, — ответила я.
— Вы получили от меня коробку?
— Да, спасибо. Ее только что принесли.
— Вам понравилось?
Зажав трубку между плечом и ухом, я принялась развязывать ленту. Когда с лентой было покончено, я сняла крышку и извлекла из коробки большой красивый цветок. Он имел форму кувшинки. Но главная его особенность заключалась в том, что его листья и лепестки были умело скручены из денежных купюр.
— Алло! Женя! — снова раздался в трубке голос Соболева, видимо, обеспокоенный молчанием с моей стороны.
Я взяла цветок в руки, полюбовалась им и честно ответила:
— Да.
