~~~
Утром в кафе за углом Рэй все портит, опять настаивая на своей независимости, и даже конкретно говорит, что их отношения не будут замкнутыми, а Мирабель, пребывающая в рациональном расположении духа и уверенная, что и сама способна на спорадические свидания, соглашается, что так лучше для них обоих и добавляет, что если он переспит с кем-то, то пусть ей об этом скажет.
— Ты уверена?
— Да, — говорит Мирабель. — Это мое тело, и я имею право знать.
Рэй верит ей, поскольку он простодушен.
Рэй остается в Лос-Анджелесе три дня: проводит с Мирабель вечер — один раз, звонит ей — два раза, опять по небрежности ранит ее — один раз, поднимает ей настроение — один раз, а также опять занимается с ней любовью, покупает ей часы и блузку, говорит комплименты по поводу прически, дарит подписку на «Вог», но редко целует ее — приблизительно два раза. Мирабель притворяется, что не замечает. Когда, же наступает понедельник, по пути на рабочее место она проходит мимо парфюмерных девиц уверенно, ибо факты неопровержимы — есть человек, кому она не безразлична.
Посетитель
— Вы не согласитесь перекусить со мной в обеденный перерыв?
Мирабель на своем рабочем посту, а перед ней мужчина лет пятидесяти пяти, слегка полноватый с короткой стрижкой, судя по одежде, в жизни не думавший, что стоит и что не стоит носить. Не та мануфактура, что на завсегдатаях «Нимана»: ремень не кожаный, обувь заказана по каталогу, на макушке — плоская шляпа с загнутыми полями, синтетическая рубашка в пальмах, хлопчатобумажные брюки и сильно побитые рабочие ботинки.
— Вы Мирабель Баттерсфилд?
— Да.
— Я — Картер Доббс, я ищу вашего отца.
Мирабель и Картер Доббс сидят в кафе «Часики». На этот раз ее воздыхатель Том не маячит на фоне, но большинство регулярных посетителей занимают и покидают свои позиции, как будто невидимый режиссер кричит им: «Так, все по местам!»
После нескольких минут разговора Мирабель ясно — этот мужчина не вписывается и не думает вписываться в матрицу Беверли-Хиллз.
— Я был во Вьетнаме с вашим отцом. Пытался отыскать его по этому адресу…
Он подталкивает ей по металлической столешнице листок. Мирабель видит их домашний адрес, который не менялся ни разу за двадцать восемь лет.
— Я ему писал, но ответа так и не дождался, — говорит Картер Доббс.
— Он вас знает? — спрашивает Мирабель.
— Он знает меня хорошо. Между нами никогда не было никаких недоразумений, но он мне не отвечает.
— Почему?
— Кажется, я знаю, почему, но это личное, и, полагаю, ему необходимо со мной поговорить.
— Что ж, — говорит Мирабель. — Это действительно наш адрес. Не знаю, почему он не хочет с вами связаться, но я…
— Вы увидитесь с ним? — перебивает Картер Доббс.
— Да, на Рождество, и я могу ему передать вашу визитку, или как вы хотите.
— Спасибо вам. Как раз те, кто не отвечает, больше всех нуждаются в разговоре.
— Это было так давно.
— Да, голубушка, давно. Кому-то приходится полегче, чем остальным, просто я взял на себя задачу достучаться до всех своих братьев, узнать все ли у них в порядке. Ваш папа в порядке?
— Когда как.
Мирабель пытается оценить Картера. Она видела людей такого склада в Вермонте, хотя, судя по тому, что он говорит по-западному, без акцента, разве что слегка растягивая слова, он явно не из Вермонта. Воспитанный, добрый, нравственный человек. Как ее отец. Только вот — этот Картер Доббс хочет поговорить.
Отец Мирабель, Дэн Баттерсфилд никогда не разговаривал с ней на эмоциональные темы. Она пребывала в неведении о семейных тайнах. Никогда не видела его рассерженным. Никогда не слышала ничего о Вьетнаме. Если его кто-то спрашивал, отец качал головой и переводил разговор на другое. Он был стоик, как положено добропорядочному белому протестанту-англосаксу из Вермонта. Устои дома поколебались, когда Мирабель было семнадцать лет и открылось, что у ее обожаемого отца имеется сексуальная интрижка, которая продолжалась семь лет. Эмоциональный возраст Мирабель всегда на пять лет отставал от ее календарного возраста, так что информация обрушилась, как бы на голову двенадцатилетней девочки. Она была потрясена и следующие одиннадцать лет только делала вид, что счастлива. Это событие аккуратно укладывается в пазл печалей, который до сих пор не собран внутри нее. Наглядевшись на горе своей матери, Мирабель исполнена страха, что с ней самой произойдет то же самое и когда приключается что-то отдаленно похожее, например, нынешний бойфренд возвращается к своей прежней подружке, ее это убивает.
Картер Доббс провожает ее обратно к «Ниману». Он дает ей свою визитку «Автозапчасти Доббса. Бейкерсфилд, Калифорния» и трогает за локоток на прощание. Только глядя ему вслед, она, наконец, может сказать, от чего ей было так не по себе: он не смеется.
Девушка-Пятница
Мирабель увязла в пятничном движении, а на дворе всего лишь четверг. Она ползет по бульвару Беверли и не попадает ни на один зеленый свет. Ей не удается ударить по газам в ту самую наносекунду, когда переключается светофор, и с двух сторон на нее обрушивается гневное бибиканье.
Она заперта во тьме своей машины, дворники поставлены на «периодически», ей тревожно. Ночь пугает ее. Затем тревога проходит, ее сменяет мгновенный и пугающий взлет сознания над телом. Она чувствует, как ее душа просто отделяется от телесной оболочки, начинает бешено колотиться сердце. Визитную карточку незваного гостя она получила за несколько месяцев до этого, как будто он пролетел ее тело насквозь и исчез. На этот раз ощущения сильнее, чем прежде, и длятся дольше. Ее тело будто налито свинцом, а разум методично отчленяют.
Лестница от ее «спасибо-и-на-том» парковочного места до ее парадной двери тянется бесконечно; каждая ступенька — перевал. Дверь подается тяжело — Мирабель толкает ее, не вынимая ключа. Едва войдя внутрь, она садится на футон и просиживает без движения несколько часов. Кошка тычется в нее, выпрашивая ужин, но — не встать.
Мирабель уже знает, что к чему, но сила депрессии заставляет ее забыть, что всему виной химия организма. Как уже случилось несколько лет назад, лекарство ее подводит.
Звонит телефон — она не отвечает. Слышится голос Рэя Портера, наговаривающий сообщение на автоответчик. Не поужинав, она кое-как ложится в постель. Глаза закрываются, и депрессия помогает ей уснуть. Однако сон не приносит облегчения. Депрессия никуда не уходит, вежливо дожидается утра, чтобы вернуться на свежую голову. Она не уходит, а в эту ночь не отпускает ее и спящую, отравляет сновидения.
Утром Мирабель звонит на работу и говорит, что у нее грипп — ближайший приемлемый вариант описания того, что с ней творится. К полудню думала сходить к доктору, тот просит ее заглянуть, предполагая, что у нее фармакологический коллапс. Но химия недуга делает ее равнодушной даже к исцелению, она чувствует, как теряет значение все, что у нее было дорогого — ее рисование, ее семья, Рэй Портер. Впервые в жизни она думает, что, может быть, ей лучше бы и не жить.
