– Она хочет, чтоб я немедленно приехал, – сказал он.
– А, – сказала Олена. Она попыталась скрыть свое раздражение, но ее тонкие темные брови нахмурились. – На целый день?
– Думаю, да.
– И это теперь всегда так будет?
– Не знаю. Прости, пожалуйста.
Олена встала и открыла дверь ванной.
– Не извиняйся, это же твоя работа, ты не можешь не поехать. Я знаю, что не могу тебе заплатить.
– Перестань, деньги тут ни при чем, ты же знаешь. Я был бы счастлив остаться здесь, с тобой.
– Тогда я сегодня сделаю еще один тест. Какой мне взять?
– Возьми С ЭТ-2001.
Олена кивнула и села перед разложенными на столе тетрадями и брошюрами. Когда Ной уходил, она не посмотрела в его сторону.
Под роскошным бархатным навесом у подъезда дома на Парк-авеню Ной чуть не столкнулся с доктором Тейер. Впервые он видел ее на улице, в солнечном свете, и это поразило его. Она выглядела моложе и казалась почти красавицей.
– Здравствуйте, доктор Тейер, – сказал Ной.
Консьержи посмотрели на них. Она ответила еле заметным формальным кивком и скользнула в дожидавшееся ее такси.
Ной прошел в квартиру Тейеров. Дверь, как обычно, была не заперта. Ранним утром воздух в квартире казался безжизненным, стоялым и темным. Какое-то время Ной походил по вестибюлю, разглядывая стоящие вдоль стены статуэтки. Ему было дико находиться в этой квартире одному – все равно что рассматривать внутреннее устройство закрытой музыкальной шкатулки. Из спален Дилана и Таскани не доносилось ни звука; они, должно быть, спали. Дилан, наверное, вернулся домой тогда же, когда и Федерико, – всего несколько часов назад.
Ной присел на твердую, обитую кожей скамеечку у двери, вынул тетради и позвонил Олене. Он успел разъяснить ей две задачи, прежде чем раздался звонок домофона и голос одного из консьержей сказал: «Посылка для доктора».
Ной закрыл телефон, принял медикаменты и отнес черную, на молнии сумку в кухню. Там, поддавшись любопытству, он открыл ее и заглянул внутрь. Десятки флаконов – санакс, кодеин, валиум, ритолин, – каждый в индивидуальной полиэтиленовой упаковке. Ной закрыл сумку и поставил ее в холодильник между упаковкой импортной моцареллы и пакетом апельсинового сока.
Он закрыл огромный холодильник, послышался чмокающий звук, словно захлопнулась дверца роскошного внедорожника. Он вернулся в вестибюль и еще раз позвонил Олене. Они снова попытались включиться в работу, но им обоим мешало, что Ной не может видеть, в каких местах Олена допустила ошибки. В конце концов Олена сама раздраженно попросила его оборвать звонок. Ной остался один на один с безукоризненно роскошным убранством апартаментов Тейеров. Он провел рукой по стальной поверхности кухонных шкафов, прошелся по холлу и потрогал статуи. Он рассматривал корешки книг, выстроившихся на единственной книжной полке: дорогие издания в безупречных кожаных переплетах расставлены в безупречном хронологическом порядке. Жить здесь – все равно что существовать внутри безукоризненной и лишенной всякого намека на индивидуальность журнальной картинки. Как, подумалось ему, обставил бы он эту квартиру, если бы деньги Тейеров были его?
Он раздумывал о том, чтобы позвонить матери и брату, но понял, что это плохая идея – они наверняка почувствуют молчаливое великолепие, которое его окружает, и это лишь усугубит нереальность происходящего.
Таскани может спать еще час. Ной прошелся мимо кабинетов доктора Тейер и мистера Тейера. Бумаги были убраны, письменные столы вынесены. На их месте расположились полированные березовые, по форме напоминающие яхты; они были покрыты кружевными скатертями и уставлены фужерами для шампанского. Напротив каждого места лежали ножи и вилки, массивными ручками напоминающие мечи. Лепнина на потолке была заново покрыта морилкой и лаком, стены были цвета персика. В целом обстановка казалась вычурной и странной, словно на Парк-авеню перенесли вывернутый наизнанку провансальский замок.
Ной дошел до столовой. Из-под двери торчал полиэтилен, приклеенный к полу упаковочной лентой. Когда Ной ступил в столовую, полиэтилен пошел морщинами. Портреты были убраны, стены выкрашены темной охрой. От окна протянулась нарисованная линия горизонта: голубой, подсвеченный солнечным желтым. У мистера Тейера, по всей видимости, была тематическая вечеринка: что-то вроде «Яхты на Ривьере».
На покрытии снова появились морщинки. Ной повернулся и увидел двоих латинос в малярских робах, с виноватым видом стоявших у входа. Малярские фуражки они держали у пояса, словно пришли отдать последнюю дань памяти покойного.
– Мистер Тейер ? – спросил один из них. – Здравствуйте, мистер Тейер.
Второй отчаянно закивал.
Первым побуждением Ноя было сказать: «Я не мистер Тейер», – но он понимал, что кто он все-таки такой, объяснить будет нелегко. К тому же он был вовсе не прочь на мгновение представить себя Тейером. Он пригладил волосы.
– Все в порядке. Я просто смотрю. Все великолепно.
С лиц маляров не сходил ужас.
– Я сейчас уйду, – прибавил Ной. Он прошел по расходящемуся морщинами полиэтилену и вышел из столовой.
Некоторое время он молча ждал в вестибюле. Ему разонравилось ходить по квартире: не хотелось, чтобы те двое рабочих видели, как в нем борются презрение и восторг. Но находиться здесь одному, без хозяев, было невыносимо страшно, он ощущал, что есть в этом нечто запретное и порочное, словно его заперли на ночь в музее, позволив ходить туда, куда в дневное время вход воспрещен. Он должен был с кем-то поделиться этим чувством – хотя бы для того, чтобы нарушить ложную торжественность этой квартиры. Может быть, Таскани уже встала. Ной поднялся по лестнице. Из-за дверей спален не доносилось ни звука, но под дверью Таскани лежал листок тонкой бумаги. Ной наклонился, чтобы прочесть:
Ной, спасибо, что приняли посылку (это, разумеется, означает, что вы пришли вовремя). Т. нужно будет покормить. Прошу, проследите за этим. Сегодня Вы должны остаться у нас на ночь. Я не могу заниматься детьми. Кроме того, я надеюсь, что Вы будете здесь завтра вечером и позаботитесь о Д. и Т. вовремя банкета. Можете привести любого, кому будет интересно пообщаться с нашими гостями (и наоборот, конечно!). Не забудьте разбудить Д., чтобы он не опоздал в школу.
Доктор Тейер (Сюзан).
Ной поднял записку, небрежно сложил и сунул в карман брюк. Заспанная и растрепанная Таскани вышла из ванной и увидела Ноя перед дверью своей спальни.
– Эй, – медленно проговорила она, – что это выделаете?
– Только что получил записку от твоей мамы.
– Она иногда ужасная стерва, верно? – сказала Таскани. Она прошмыгнула мимо Ноя и спустилась по лестнице.
Ной хотел сделать ей замечание, но не стал. В конце концов, то, что она сказала, было чистой правдой.
– Эй, – сказала вернувшаяся Таскани, – там, в столовой, какие-то парни.
