– Да, они приводят дом в порядок к банкету твоего отца.
– Здорово, – Таскани зашла в спальню, – ну, заходите же.
Ной вошел. Она сидела на неубранной постели, на ней была поношенная маечка и пижамные штаны. Она откинулась на подушки и раскинула руки.
– Знаете, – проговорила она, закрывая глаза, – Агнесс всегда заставляла меня первым делом убрать постель, – она хихикнула, – компаньонка из вас ни к черту.
– Тогда тебе лучше сначала убрать постель.
– Нет уж, спасибо. – Она потянулась и, открыв глаза, посмотрела на Ноя. Одна бретель маечки упала, она выдохнула в обнаженное плечико и глянула ему прямо в глаза. Она флиртовала с ним, соблазняла его; он чувствовал, как у него участился пульс. – Ну, чем сегодня займемся? – спросила она.
– Сегодня ты напишешь проверочную работу по химии, – наугад сказал Ной.
Она надула губы:
– Я думала, вы говорили, что я не буду писать проверочные.
Ной скрестил на груди руки и повернулся к двери:
– Что ж, сегодня ты ее напишешь. Давай одевайся и пошли вниз. Я буду в кухне.
Таскани села на кровати:
– Какого черта?
– Я не шучу. Я буду ждать.
Он вышел из комнаты и, закрыв дверь, на мгновение прислонился к ней затылком, чувствуя, как пульсирует кровь в кончиках пальцев. Из-за двери послышалось шуршание простыней: она застилала кровать. Он спустился в кухню.
Через пятнадцать минут появилась Таскани, в мешковатой рубашке, молчаливая и смущенная. Ной велел ей сделать тест из учебника. В конце занятия они проверили наброски к ее следующему сочинению. В обед Таскани объявила, что хочет томаты с моцареллой. Ной достал моцареллу из холодильника, и Таскани язвительно засмеялась:
– Вы что, поставили туда транквилизаторы?
– Да. Они должны храниться в холодильнике.
– В мамином холодильнике. Он наверху, в ее спальне. Там есть шифр. 54-16.
Ной поднял брови. «Откуда ты знаешь шифр? » – хотелось ему сказать. Но заводить разговор на эту тему было ни к чему, да и прошли те времена, когда его могли шокировать порядки в доме Тейеров.
– Отнесу после еды. А сейчас помоги-ка мне, порежь томат.
Просьба явно застала Таскани врасплох, но, помедлив, она кивнула. Она положила томат на стол, Достав большой разделочный нож, неуверенно занесла над красным плодом, словно намеревалась его гильотинировать.
Ной отобрал у нее большой нож и дал маленький. Он показал ей, как нарезать помидор. Таскани так понравилось это новое развлечение, что она весь обед оживленно болтала. Потом она ушла: на очереди был урок верховой езды.
Занятие с Диланом проходило не так приятно, хотя бы потому, что Дилан и не думал показываться. Все послеобеденное время Ной просидел у него в комнате. Несколько раз он звонил ему на мобильник. Ответа не было. С час он посмотрел телевизор, потом позвонил доктору Тейер. У нее, вероятно, был сеанс: Ной попал на автоответчик. Ну что же, что он мог, то сделал. Целый час он праздно смотрел «Шоу Опры», заработав на этом 225 долларов, а когда пошла реклама, позвонил Олене. Ее настроение нельзя было назвать жизнерадостным.
– Что, Ной?
Ной убрал звук у телевизора.
– Ух ты, что не так?
– Ты не должен звонить мне на несколько минут, когда тебе нечего делать.
– У меня сейчас полно времени. Дилан не показывается. Я всего лишь хотел тебе помочь.
– По телефону это не получается, – она помолчала, – я опять набрала 1780.
– Ох, мне очень жаль! Как думаешь, в чем проблема?
– Я не смогу ничего сообразить, пока ты мне не покажешь.
– Послушай, у меня плохие новости. Мне придется остаться здесь на ночь.
– Ох!
– Все хорошо?
– Да, конечно. – По ее тону, Ной понял, что все совсем наоборот.
– Здесь завтра будет банкет. Хочешь приехать? Перед началом мы сможем немного поработать.
– Банкет на Парк-авеню? Звучит ужасно. Нет уж, спасибо. Мне надо работать.
– Я был бы очень рад, если бы ты приехала. Я так хочу тебя увидеть.
– Я подумаю.
Она отключила телефон.
* * *
Ной провел в комнате Дилана, ничего не делая, три часа. Можно сказать, он сам стал Диланом: валялся на кровати, чесался, смотрел телевизор и слонялся в Интернете. Три часа одиночества среди роскоши были одновременно приятными и мертвящими, отупляющими. Сначала он думал об Олене, но потом уже ни о чем не думал. Движения становились все более вялыми, комната словно наполнилась неизвестным плотным газом. Когда дверь наконец открылась, Ной еле сумел повернуть голову, чтобы посмотреть на вошедшего.
– Какого хрена? – широко ухмыляясь, спросил Дилан.
– Привет, – сказал Ной. Он посмотрел в телевизор, потом снова на Дилана. – Мы ведь должны были сегодня заниматься. Осталась всего неделя.
– Да-а? – Дилан бросил на пол рюкзак. – Подвинься.
Ной подвинулся. Дилан сел рядом с ним и прибавил громкость. Несколько секунд он смотрел на экран, потом сказал:
– Не думай, что я вообще собираюсь это делать. Это все так, в порядке бреда, чтобы мамаша не возникала.
– Всего 1580, Дилан. Если ты постараешься, у тебя получится.
– Ни хрена подобного. Я облажаюсь. Ты и сам знаешь.
– Нет, не знаю. Хватит уже себе напридумывать. Дилан тупо посмотрел на Ноя, потом снова уставился в телевизор.
– Ладно, чего там. Что на ужин-то?
– Не знаю. Придумаем что-нибудь. Дилан засмеялся.
– Я закажу пиццу.
* * *
Перед тем как уйти, Фуэн отвела Ноя в его комнату. Комната была маленькая, со вкусом обставленная и безупречно чистая, в ней витали запахи душистого мыла и кислородной косметики. Отутюженные хрустящие простыни пахли лавандой и заплесневелыми цветочными лепестками. Он немного почитал, потом выключил лампу. С Парк-авеню лился бледный чистый свет, серебривший углы полированной мебели. Ной не знал, сколько пролежал, думая о деньгах, своей работе, мистере Тейере, докторе Тейер, Таскани, Дилане, Олене. Спал он чутко, но когда проснулся, в окно уже било яркое солнце. Он сел на постели, среди жестких надушенных простыней, не в силах сообразить, где находится. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он в квартире Тейеров, а не в гостинице.
* * *
Таскани ушла на занятие по верховой езде задолго до того, как должен был вернуться из школы Дилан, и это дало ему возможность сгонять домой, переодеться и вернуться на Парк-авеню. Он надеялся застать Олену, но ее не было дома.
Ной вбежал в спальню и распахнул дверцу платяного шкафа. Он наденет брюки в полоску, свою репетиторскую чуть ли не униформу, и… розовая оксфордская рубашка тускло светилась в углу гардероба. Единственная его чистая рубашка. Он схватил толстую ткань.
