Но тут в двери заскрежетал ключ. Пан насторожился, встретился взглядом с Ленькой, показал пальцем на дверь. Ленька бесшумно подошел и встал рядом.
Натянулась цепочка, в просвете между дверью и косяком показалось хорошенькое женское личико в обрамлении черных вьющихся волос.
– Фаина Марковна! – позвала девушка. – Да что, в самом деле, на цепочку закрыто! Фаина Марковна! Это я, Маруся.
Ленька снял цепочку и быстро отворил дверь. От неожиданности Маруся уткнулась лицом прямо ему в грудь и сказала:
– Ой.
– Не бойся, – сказал ей Ленька. – Я пациент доктора, Пантелеев моя фамилия.
Маруся раскрывала глаза все шире. Она уже увидела беспорядок в коридоре и каких-то чужаков, шаривших среди разбросанного добра.
– Ой, – прошептала Маруся и вдруг сильно дернулась и заверещала: – А-ай, грабю-ют!..
Ленька стиснул ее плечо так сильно, что она вскрикнула.
– Тихо ты, – сказал Ленька. – Говорят тебе, не трону. Что орать? Веди себя тихо. Ты ему кто, родня?
– Жиличка, – опять еле слышно отозвалась Маруся. И вдруг прижалась к Леньке, провела ладонями по его щекам. – Болезный, – сказала она. – А-ай, ты такой болезный…
Она вытянула губы, чтобы поцеловать его.
Он быстро отодвинул ее – все-таки очень крепкие у него оказались руки – и втолкнул в ванную, где сразу подала голос и заплакала Фаина.
– Тьфу ты, – пробормотал Ленька. – Вот блажная.
Он вернулся к приятелям. Те уже складывали в чемодан последние вещи: легкую женскую шубку, хороший костюм, трость с серебряным набалдашником…
– Пойдем? – полувопросительно произнес Сашка Пан.
Ленька кивнул и выглянул в окно. Бросил камушек в форточку. Извозчик, дремавший неподалеку от дома, поднял голову, пошевелил вожжами и опять впал в неподвижность.
– Пора, – решил Ленька.
Он вышел из квартиры, сохраняя спокойную повадку только что излечившегося человека. За ним показались Пан с корзиной и Гавриков с чемоданом. Все трое не спешили. Спустились по лестнице, вышли на улицу, постояли, привыкая к яркому свету. Извозчик почти наехал на них и только в последний момент придержал лошадь.
– Тьфу, оглашенные, кто ж так ходит, – сказал он. – По сторонам бы смотрели.
– А кто тут по сторонам не смотрит? – засмеялся Ленька. Он запрыгнул в пролетку и протянул руки, чтобы принять у Гаврикова чемодан. Последним уселся Пан с корзиной.
И только когда экипаж отбыл, в подъезд незаметно пробрался Раевский.
* * *
Следователь Иван Васильевич оглянулся на Юлия. Тот был белый как бумага, с потемневшими глазами. Усики казались нарисованными тушью на вспотевшей верхней губе.
– Волнуетесь, Служка? – осведомился Иван Васильевич.
Юлий пожал плечами:
– Не особо. Что волноваться-то?
– Да так. Просто вы какой-то бледный.
– Не выспался, – буркнул Юлий.
Отчасти это было правдой, но только отчасти. Следователь вызвал его повесткой, присовокупив к бумаге вооруженного человека, неразговорчивого и несклонного улыбаться. Юлий вошел в уже знакомый кабинет и сказал:
– Прибыл, как приказано.
– Что-нибудь новое узнали? – осведомился вместо приветствия Иван Васильевич.
– Так, по мелочи… Хотел к нему в банду пристроиться. К Пантелееву.
– Не взял? – проницательно спросил Иван Васильевич.
Юлий покачал головой.
– Ваши соображения – почему?
– Он странный, – вырвалось у Юлия. – Я таких еще не видел. Он как будто… Как будто у него своя судьба.
– Выражайтесь точнее, Служка, – строго молвил Иван Васильевич. – Поскольку своя судьба – абсолютно у каждого человека, даже у полового в распивочной, хотя вы об этом, конечно, не задумывались.
– У него совсем особенная, – сказал Юлий. – Он сразу видит, подходит ему человек или не подходит.
– И вы не подошли, – заключил Иван Васильевич, разглядывая Юлия с неожиданным интересом. – Есть соображения почему?
Юлий пожал плечами весьма уныло:
– Нет.
– Может быть, вы слишком хороши?
– Нет…
– Или настолько готовы встать на стезю добродетели, что это прямо-таки бьет по глазам?
Юлий молчал.
Следователь встал.
– Ладно, Служка, едемте сейчас на Петроградскую. Мне сообщили по телефону о новом налете этого вашего Пантелеева… Посмотрим вместе. Возможно, что-нибудь и поймем.
На Петроградской было тихо. Серый дом с фасадом из дикого камня с северной надменностью взирал на людей, приехавших на моторе. Дом казался крепостью, но в действительности крепостью не являлся.
Иван Васильевич в сопровождении Дзюбы, еще двоих сотрудников и недоумевающего Юлия поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру стояла незапертой. Когда они вошли, то сразу услышали сдавленные рыдания Фаины. Доктор Левин быстрым шагом выступил навстречу посетителям из кабинета. Он был бледен и взъерошен, с немного распухшими губами, но в целом держался молодцом.
Иван Васильевич сказал:
– Здравствуйте. Где бы нам удобнее поговорить?
Левин показал на свой кабинет и промолвил:
– Спасибо, что скоро приехали.
Иван Васильевич не ответил.
Юлий не знал, куда ему примкнуть: то ли идти вместе со следователем и принимать участие в беседе с пострадавшим, то ли отправляться с Дзюбой осматривать разгромленную квартиру в поисках каких-либо следов, возможно оставленных преступниками.
Иван Васильевич вспомнил о Юлии в последний момент.
– Служка, поступаете в распоряжение Дзюбы.
Дзюба сразу же отправил Юлия на кухню за холодной водой.
– Надо хозяйку успокоить, – озабоченно проговорил Дзюба, снимая фуражку и морща бритый череп. – Потом с ее помощью осмотримся и определим, что украли. Нужно список составить.
Он похлопал себя по нагрудному карману, где у него имелся сложенный вчетверо листок бумаги.
Юлий принес воды в стакане. Фаина, совершенно распухшая от плача, жадно выпила воду, закашлялась, потом завздыхала и попросила влажных салфеток – протереть лицо. Юлий опять сходил на кухню, намочил там полотенце и подал Фаине.
Все это время Дзюба терпеливо смотрел в окно. Его обтянутая гимнастеркой спина не шевелилась, как будто была отлита из металла.
Фаина промокнула лицо, поморщилась.
– Вонючее какое-то полотенце… Мне теперь все, наверное, будет казаться вонючим…
Юлий понюхал полотенце.
– Да нет, – сказал он успокоительно, – оно и впрямь не очень чистое. Наверное, тарелки им вытирали плохо вымытые.
