Постой-ка, постой, Женя! А если попытаться взглянуть на происходящее в другой перспективе? Чуть-чуть расширить систему координат?
И ответ пришел сам собой.
* * *
«Вот, кажется, и все», — подумала я, печально глядя на дальний лес. Налетал ветер, сосны шумно шелестели иглами, и этот звук, если закрыть глаза, отчасти напоминал шум морского прибоя.
Кажется, загадка разгадана. Правда, пока только на уровне интуиции.
Преступника я вычислила, даю голову на отсечение. Но разгадка была настолько неожиданной, настолько не укладывающейся в сознании, что я десять раз проверяла себя — нет ли ошибки. Чувство подсказывало мне — все сходится.
Но чувства — чувствами, а должна же быть и логика. Да и сам подход к вычислению преступника методом исключения не казался мне достаточно убедительным. И, не будем скрывать, у меня пока что не хватало главного — мотива. Что ж, попробуем за сегодняшний день заполнить и этот пробел, время у меня еще есть.
После утренней пробежки и купания — вода в озере заметно снизила температуру, и обратный путь мне пришлось проделать тоже бегом — я попросила принести завтрак ко мне в номер.
Спускаться к общей трапезе особого желания не было, хотелось в одиночестве подумать и сосредоточиться. Когда увозили пустую посуду на тележке, я заказала из бара две порции кофе с перерывом в полчаса. Заказ был принят, и кофе доставлен минута в минуту — здесь давно привыкли к капризам постояльцев.
Но ни кофе, ни выкуренные подряд четыре сигареты не приблизили меня к разгадке.
Неужели я ошибаюсь? Вроде бы нет, логика моих рассуждений безупречна.
Кстати, вот и разгадка моего сна с камнепадом — казалось бы, все постояльцы на месте, но одного обитателя корпуса все равно не хватает.
Я долго думала, тщательно взвешивала все факты и решила: как бы ни было невероятно мое предположение, его следует принять — хотя бы просто потому, что любая другая версия не срабатывала.
* * *
— А-а, вы журнальчики принесли, — подняла голову из-за стола библиотекарша Белла. — Кладите сюда, на столик, я вычеркну их в вашем формуляре.
Она придвинула к себе ящик с карточками.
— А-га, вот вы где у меня! — извлекла она мой формуляр. — Возле Липочки.
— Липочки? — рассеянно переспросила я. — Что еще за Липочка?
— Ну как же! — улыбнулась Белла. — Наша комендантша, разве вы не знаете?
— Все же зовут ее Оленькой, — удивилась я. — Разве не так?
— А мне нравится — Липочка, — настаивала Белла. — Ведь ее имя предполагает и такой вариант. Вот, посмотрите сами.
И она, заложив линейку в ящик вместо закладки, протянула мне формуляр.
«Олимпиада Витальевна Остен-Бакен, — прочитала я аккуратно выведенные буквы. — Год рождения — 1928. Социальное происхождение — из дворян».
Карточки были старого образца, и такая идиотская графа там еще значилась.
— Ну, вот и все, — тихо произнесла я. — Теперь все окончательно встало на свои места. Больше мне нечего здесь делать.
— Что-что? — оторвалась от своего журнала Белла. — Вы что-то сказали?
— Нет-нет, — я поднялась со стула, — не обращайте внимания. И — большое вам спасибо.
— Заходите еще, — Белла помахала мне рукой и углубилась в чертеж выкройки.
Я дважды прошла по коридору туда и обратно и, наконец решившись, подошла к двери комендантши. Постучала и, дождавшись ответа, вошла.
Олимпиада Витальевна сидела возле окна, подперев голову локтем, и читала Солженицына.
— «Архипелаг»? — кивнула я на синюю новомирскую книжку.
— Да, — со вздохом оторвалась от книги Олимпиада Витальевна. — Сколько перетерпеть пришлось народу! Поверить трудно!
— Вам? — печально усмехнулась я. — Вам-то как раз, я думаю, поверить нетрудно. Вы же сами прошли через этот ад, не так ли?
Оленька-Липочка подняла на меня глаза и недобро прищурилась.
— Вы зашли ко мне просто так или хотите что-то сообщить? — спросила она сухо.
— Давайте поговорим начистоту, — предложила я, присаживаясь напротив нее. — Начнем с того, что я не думаю, будто вы хотели смерти Шмакова.
Комендантша немного помолчала. Она раздумывала, стоит ли все отрицать, но решила, что не нужно терять времени даром, и отпираться не стала.
— Вы правы, — жестко сказала она. — И в то же время ошибаетесь.
— То есть?
— Вам этого не понять, — отрезала она, — для этого нужно было побывать в подвалах НКВД.
— Бог миловал, — тихо сказала я. — Не довелось по возрасту.
— У вас есть курево? — попросила Олимпиада Витальевна. — Американские? Черт с ними, давайте. Хотя я всю жизнь курила только «Беломор». И то до второго инфаркта, потом бросила. Но теперь — все равно.
Она обреченно махнула рукой и глубоко затянулась «Кэмелом».
— Как вы меня вычислили? — спросила она. — Это случайность?
— Нет, — покачала я головой, — обычная логика. Я вычислила вас довольно банальным методом — методом исключения. Ни у кого из постояльцев, хотя все они далеко не ангелы, не было причины убивать профессора Шмакова. Оставалась обслуга. Я начала с вас, и сразу же у меня возникли подозрения. А потом я просто посмотрела ваш библиотечный формуляр и, увидев имя и фамилию, свидетельствующие о дворянском происхождении, решила, что нашла возможный мотив.
— Я где-то промахнулась? — озабоченно поинтересовалась комендантша.
— В общем-то нет. Просто наверху решили перестраховаться и тщательно обследовали тело. Были найдены следы скотча на губах и на пижаме покойника, — терпеливо пояснила я. — И потом — следы сигаретного пепла на полу. А Шмаков не курил.
— Тоже небось бросил, — злорадно сказала комендантша. — А вот зимой сорок восьмого очень даже смолил. Мне тогда двадцать было, родителей еще в тридцать шестом подмели, я по чужим людям моталась. Но и меня достали в конце концов.
Пятьдесят восьмая статья — антисоветская агитация и пропаганда. Какая там агитация — мне лишь бы выжить в тогдашней мясорубке, не то что агитировать. Настоящая антисоветская агитация — это их лагеря, где я провела десять лет, пока главный злодей не подох в пятьдесят третьем. Выпустили меня, правда, только в пятьдесят восьмом… Реабилитировали, все как полагается.
Она замолчала, уставясь на огонек сигареты, который ярко светился в полутемной комнате.
— Но кто мне заплатит за пытки, вот что я хотела бы знать? Вы представляете, что испытывает двадцатилетняя девушка, когда ей тычут в лицо зажженной сигаретой? — спросила комендантша. — О прочем умолчу, чтобы вам не снились кошмары, как снятся все эти годы мне.
— Вы сразу узнали Шмакова? — тихо задала я свой вопрос. — В первый же день?
