Вечером они распивают бутылку вина с пикантным ароматом ежевики – так сказала она. Она не выбрасывает пустые бутылки, а расставляет их на каминной полке и в каждую ставит лилию. Ночью его атакуют свет и шум. Окна голые, без занавесок и ставней, и фонарь отбрасывает на потолок охристую решетку. Стены пропускают все звуки: шаги, раскатывающиеся монетки, щелканье выключателей, ритмичный скрип пружинного матраца, грохот водопада в канализации, голоса в трубе камина.
Он постоянно зябнет. Крыша Клер еще не отремонтирована, черный брезент бьет по деревянной крепи. А пока они спят в гостиной, на раскладном диване, одолженном матерью. Но холод просачивается под дверью. Клер не обращает внимания на перепады температур и никогда не кутается – на складном диване Белы граница между закрытым и раскрытым, холодом и теплом, четко определена. Он присвоил себе сторону поближе к радиатору. Она засыпает, свернувшись калачиком и прижавшись к нему, и он пользуется двумя источниками тепла – естественным и искусственным. Затем во сне она отдаляется от него, и покинутая половина его тела стынет. Когда он пытается придвинуться, она его отталкивает. Во сне Клер ожесточенно защищается. Наполовину проснувшись, растянувшись на спине, он чувствует какое-то равномерное, ритмичное шевеление на животе. Одеяло словно колеблют волны. В хлопковых волнах появляется пещера. К его груди ползет горячий меховой комочек Раскосые кошачьи глаза внимательно наблюдают за ним.
Иногда по утрам Артур и Клер работают за длинным узким столом бок о бок Отопление включено, он устраивается поближе к батарее. Карточки пациентов и заметки для статьи сменяют друг друга на экране его ноутбука. Она с безупречно прямой спиной сидит перед своим и изучает графики. Они стучат по клавиатурам в унисон. При малейшем движении их колени соприкасаются. Артуру так и хочется заглянуть на экран Клер. Она поправляет экран, поворачивая его к солнцу. Он ослеплен.
– Как мне нравится, – восклицает обработать вдвоем за одним столом. Это в первый раз.
Порыв откровенности неосторожен. Клер хватает его за волосы, наклоняется и шепчет ему на ухо.
– Мне нравится быть рядом с тобой, но я отойду. Когда мы оба стучим по клавишам, мне трудно сосредоточиться.
Она поднимается, берет ноутбук под мышку. Он останавливает ее, целует ее руки. Она ускользает, и он слышит, как она усаживается и вновь принимается за работу. На расстоянии. Он снова хочет сесть, но его место уже занял Янус. Артур мягко отодвигает его, садится, вновь берется за работу. Янус вспрыгивает на стол, ложится на бумагу и тихо ворчит. «Тихо, Янус». Бирманец рычит громче, выбрасывает вперед лапу, цепляется когтем за джемпер Артура, тот хватает его за шиворот и сбрасывает на пол. Разъяренный Янус вцепляется ему в голень. Артур опускает экран монитора и трясет ногой, чтобы освободиться от меховой пиявки.
– Да, мы с тобой любим одну и ту же женщину, парень. Пора тебе с этим смириться.
Янус начинает отступление к комнате, в которой сидит Клер, но потом прячется в гардеробной.
– Что происходит, господа? – спрашивает их любовница и хозяйка из соседней комнаты.
Артур поворачивается к вазе с лилиями. Они полностью распустились, ни один рот о четырех белых губах не остался закрытым. Он вынимает одну из букета, останавливается на пороге, сгибается, приближается к ней по-крабьи, боком, изображая Квазимодо.
Просто территориальные разногласия между мной и Янусом, хозяйка, – бормочет он. – Что вы делаете, хозяйка?
– Занимаюсь своими пациентами, господин шпион. У них жар.
– Твои пациенты? Жар?
– Да.
Она держит двумя пальцами график – ряд белых и черных столбцов образует изгибающуюся линию.
– Что это такое?
– Курс золотых приисков. Кривая температуры. Когда у моих пациентов поднимается температура, я получаю деньги.
– Ты играешь на бирже?
– Нет, я сказала только, что получаю деньги. Биржа – это общая масса желаний. Этот график отображает желания толпы.
– Откуда ты знаешь?
– Эти столбики называются японскими подсвечниками. Они передают состояние духа покупателей и продавцов. Они были изобретены в XVII веке, чтобы предусмотреть изменения цен на рис. В Осаке куртаж при торговле рисом был столь прибылен, что рис служил валютой. Торговцы, которые манипулировали курсом, отправлялись в изгнание, их детей казнили. И тогда в язык торговли вошли слова войны. Вот видишь, на моих подсвечниках цифры, и все они носят военные названия: «атаки вечерняя и утренняя», «три наступающих воина», «могильные камни». Их изобретателя звали Хомма. Его семья владела обширными рисовыми полями. Наблюдатели, стоящие на крышах, сигналами передавали ему цены, которые существовали на рынках области. Твой медицинский термометр измеряет только температуру настоящего. Андерс остановился на температуре прошлого. Мои японские подсвечники предсказывают грядущую лихорадку. Видишь эти цифры? Черный подсвечник возвещает понижение, белый подсвечник – повышение. Мне остается понять, что возьмет верх. Сегодня утром график нарисовал мне так называемую Прекрасную стрекозу додзи, черный высокий крест. Сигнал нерешительности. Может произойти что угодно – и понижение, и повышение. Сегодня рынок золота начнет с повышения, но покупатели будут бояться давать слишком высокую, слишком дорогую цену, а те, то уже купил дешевле, пожелают защитить свою прибыль, перепродавая. Жадность подпитывает повышение. А страх дает сигнал понижению. Движущие силы рынка – опасение и желание. Понимаешь, Биржа – это жизнь.
– Это твоя профессия?
– Нет, это позволяет мне иногда покупать драгоценности, путешествовать.
– Моя гейша, – шепчет он ей.
– Невежа! Сам ты гейко.
– Что?
– Первыми гейшами, о мой прекрасный Артур, были мужчины, гейко, которые сопровождали высокопоставленных дам. Гейши появились позднее. Вот видишь, в Японии мужчины начали отдавать свое тело внаем раньше, чем женщины. Тебе придется вымолить прощение за эту историческую ошибку.
Янус проходит через гостиную. Он несет в зубах Карагеза, паяца из раскрашенного картона.
На следующий день после этого разговора Артур, чтобы вымолить прощение за неучтивость, сдержал свое давнее обещание и принес громадный чемодан, куда была сложена вся одежда, которую он выбирал для незнакомки. Он выдвигает чемодан на середину гостиной, открывает, показывает свою добычу – кружевное белье в пакетиках шелковой бумаги, несколько пар высоких сапог, мягких, как перчатки, ботиночки с каблуком в стиле XVIII века, бальные туфельки с двойной перемычкой, сетка для волос, украшенная камелией из тафты, и сотня других сокровищ. Он принес ей свои тайны. Незнакомкой была она. Двумя пальцами она берет бретельку корсета, приподнимает его, вертит кружевной корсет перед его глазами, отпускает.
– Благодарю тебя. Эти секреты не для меня. Если ты мне их предлагаешь, то, как я полагаю, в обмен на мои собственные. Придется тебе найти что-нибудь другое.
