– Вы верите во все, что мне говорите?
– Твои сомнения мне не нравятся. Ты должен мне двести.
* * *
На экране крайний нападающий; по лицу его стекают пот и кровь, бровь разбита, на лбу повязка, он прыгает вверх. Он бросает свое тело по косой, как копье. За ним бегут другие, он отклоняется от косой линии на горизонталь, и вот он рухнул на газон. Клиенты в баре разом вскрикивают. На экране нападающий поднимается в замедленной съемке, комок земли встает на место, спортсмен бежит задом наперед.
Он наклоняется, чтобы ее поцеловать, она уворачивается, подставляя вместо губ щеку.
– Ты колешься. Ты перестал бриться?
– Почему ты исчезла?
– Я не исчезла. Я здесь.
– Почему ты убежала?
– Я не убежала. Это ты от меня сбежал. Ты уходил от ответа. Не хотел мне сказать, какие вечера будешь проводить со мной, я не могу записать их в свой ежедневник Ты отказываешься от муляжа твоего тела, нарушаешь нашу сделку. Если это не значит сбежать, тогда что это такое? Ты не доверяешься мне. Ты меня бросаешь. Даю тебе последний шанс.
Пора уходить. Клер оставляет на столе несколько монет. У нее есть для него подарок Она открывает сумочку и достает оттуда сверток из красной бумаги.
– Что это?
– Открой.
Он повинуется, рвет красную бумагу. Звук разрыва воскрешает в памяти фразу ясновидящей. «Никакого красного цвета между мужчиной и женщиной, не надо этого». Это ключ в форме четырехлистного клевера.
– Что это?
– Ключ от забот. Ключ от твоего дома, ключ от моего дома.
Она не сказала «ключ от нашего дома».
Артур забрал вещи из сарая Сибиллы. Переезд начался вновь. В платяном шкафу для мужской одежды в квартире номер два он находит на вешалках старинные мужские костюмы, элегантные, пахнущие затхлостью, сшитые пятьдесят или шестьдесят лет назад. Он освобождает гардероб, снимает костюмы с вешалок, бросает в угол спальни, чтобы потом решить, что с ними делать. Коробки собраны в гостиной, напротив ящиков Клер. Он начинает распаковывать вещи, расставляет книги на полках книжного шкафа. Она смотрит. Ее волосы развеваются во всех направлениях. Вентилятор, стоящий в метре от нее уносит ее слова. «Мне нравятся книги, я люблю их трогать, люблю, когда они рядом, – говорит она, устремив взгляд прямо перед собой. – Это мертвые говорят со мной, не шевеля губами. Они обращаются ко мне, я их слушаю, это сирены, я уже не могу не слушать их голосов. Знаешь, когда я вынула их из книжного шкафа, чтобы упаковать в коробки, я заметила, что я их разбудила. Я странная, правда? Наверное, это из-за Андерса». Ее голос сохранил эту странную, неустановившуюся тональность, несколько нечеткий тембр – голос, как будто лишенный плоти. Взгляд Артура задерживается на ней, и она понимает, что он смотрит на ее голос. «Меня беспокоит эта хрипотца. Операция не удалась? Я задумываюсь, имела ли я на это право. Знаю, ты захочешь меня успокоить. Снова скажешь, что надо потерпеть. Но ведь ты сам научил меня нетерпению».
Настала их первая ночь под общей крышей. Она заснула очень быстро, спиной к нему, сплетя свои ноги с его ногами. Он заснул посленее, он просыпается, ищет ее на ощупь. Его рука нащупывает хлопок, шерсть, мех, застывает. Он открывает глаза. Клер нет. Рядом с ним спит кот, закинув голову, приоткрыв пасть, так что виден один клык Артур слышит стук клавиш. Занимается заря. Она работает. Вентилятор легким дуновением шевелит ее волосы. Он встает и бесшумно подходит к ней со спины. Целует ее в шею. Она подпрыгивает, стукнувшись виском об ухо Артура.
– Это всего лишь я, – говорит он. – А ты давно уже встала. Сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз ласкала меня? Целовала?
– Не знаю, не считала.
Он осыпает ее ласками, она ему не препятствует. На экране застывают колонки цифр. Она шепчет:
– У тебя холодная кожа. Это напоминает мне о Дорати.
– Я напоминаю тебе мертвеца, и ты меня любишь?
– Конечно.
– Чем ты занимаешься, Клер?
– Готовлюсь к открытию рынков.
Клер, которой все время жарко, переносит вентилятор из одной комнаты в другую. Чтобы перейти из своей ванной в квартире номер один в их спальню в квартире номер два, Артуру приходится выйти на лестничную клетку, закутавшись в пальто. И когда он переходит из мужских апартаментов в женские бирманский кот следует за ним и трется боком о его лодыжки. Это не знак привязанности – кот его метит.
В обеденный перерыв, между двумя пациентами, он зашел к столяру. Тот пилит дубовые доски циркулярной пилой, которая режет дерево, пронзительно завывая. Под стальным лезвием твердый старый дуб кажется нежным, новорожденным. После каждого прохода пилы столяр ставит к стене новую доску. Кончив распилку, он вскидывает их на плечо, выносит на тротуар и загружает пять досок в кабриолет Артура с откинутой крышей. Прежде чем вернуться в мастерскую, столяр проводит большим пальцем с четко видными линиями по кромке досок. Он считает: «…четыре, пять. Мне больше нравится так считать, не люблю досчитывать до шести, тогда мне кажется, что я поставляю доски для гроба, понимаете?»
Прежде чем вернуться в кабинет, Артур завозит доски в квартиру. Клер вышла. Перед их дверью – почта, несколько конвертов адресованы ему, а один – на имя мадам Артур Летуаль. Это письмо Клер? Возможно, его отправитель, надписав конверт по старомодному обычаю, присоединяющему «мадам» к имени и фамилии мужа, предвосхитил их брак? Или ошибся, написав «мадам» вместо «месье»? В сомнении он кладет конверт на ноутбук Клер. Вечером она бросается ему на шею и берет конверт. «Мадам Артур Летуаль – это ты!» Она смеется, но его это не смешит.
После закрытия бирж Клер принимает ритуальную обжигающую ванну. Артур вернулся рано, по новой своей привычке, он хочет видеть ее погруженной в воду, неподвижной. Видна не вся она, а только ее белая грудь, перерезанная поверхностью воды, округлости плеч, тонкие прямые ключицы, кожа, не утратившая белизны, несмотря на горячую воду. Она повернулась к нему в профиль, волосы заколоты на макушке, как у римлянки. Он оперся о косяк, держа в левой руке вилки, в правой ножи.
– Лучше положи все это куда-нибудь.
– Почему?
– Я так хочу.
Он бросает столовые приборы в мойку, они звякают о металл. Нагибается к ней, чтобы поцеловать в губы. Она подставляет ему лоб. Он удивляется. Ее губы блестят. Она не может поцеловать его, она намазалась гелем. Ему все равно. Ему нужна любовь. Доказательства любви.
– А что такое для тебя доказательства любви?
Доказательство самой сильной любви? Это когда не пытаешься воздействовать на женщину, чтобы привязать ее к себе.
– Пример?
– Я бы отказался прописывать тебе динаболон.
– Кто рассказал тебе про динаболон?
Артур не отвечает. Клер закрывает глаза снова открывает. Взгляд устремлен в пустоту губы искажены брезгливой гримасой. Она повторяет реплики из фильма:
