— Который занимается блядешками, — дополнила она, не очень-то выбирая выражения. — А уж как он там по названию — я и тогда не помнила.
— Может быть, имел место какой-то конфликт с начальством?
— Запросто! — тут же отозвалась Вера Ефимовна. — Этот его главный — Морковин, кажется, Вячеслав Тихонович, — редкостная сволочь. День ненормированный, за службу ни одной благодарности, только расстройство сплошное. Я даже думала — хорошо, что Васю выгнали.
— Наверное, он смог подыскать себе достойную работу? — осторожно предположила я.
— Н-не сразу, — повертела головой Вера Ефимовна. — Недельки две в потолок плевал.
— Неужели никакой фирме не понадобился специалист с таким опытом?
— В том-то и дело, что понадобился, — поджала губы Вера. — Только фирма была очень своеобразная. «Марица» называется. Да вы, верно, рекламку в бесплатных листках видели. «Досуг круглосуточно» и все такое прочее. Передвижной бордель, в общем.
— Ну что же, — вздохнула я, — в наше время выбирать не приходится.
— Вот и я ему то же самое талдычила, — оживилась Вера. — С первого же дня, как расчет получил. Иди, говорю, к Жанке, она пригреет.
— Вы… вы имеете в виду его первую жену? — начала я соображать.
— Во-во, — кивнула Вера Ефимовна. — Ее самую. Они разбежались лет… ну да, десять без малого лет назад. Была такая история, как сейчас по телеку в мексиканских сериалах показывают. Сам-то мне мой благоверный не очень распространялся, да уж нашлись доброхоты, просветили. В общем, дело было так…
Я слушала эту невероятную историю, стараясь подавить в себе смех — Вера Ефимовна действительно пересказывала мне перипетии интимной жизни покойного мужа, словно посвящала меня в сюжет очередной серии какого-нибудь тристасерийного «Рокового наследства».
Василий Иванович в то время верно служил отчизне в органах внутренних дел. Его жена Жанна — Вера не преминула вслед за Симбирцевым подчеркнуть, что в те времена она собой ничего особенного не представляла — переводила какие-то бумажки в научно-исследовательском институте. Жили они себе поживали, пока Жанна не познакомилась с одним роковым красавцем, который оказался крупным мошенником всесоюзного масштаба.
Звали этого кренделя Ромой Юркевичем, и он успел уже два раза побывать в местах не столь отдаленных — один раз залетел за решетку по малолетке, второй — за подделку накладных на мясокомбинате.
На этот раз Юркевич представлялся профсоюзным работником, демонстрируя липовое удостоверение. Уж не знаю, как он сумел охмурить женский коллектив НИИ, только умудрился Юркевич собрать с каждой из работниц отдела по несколько сотен якобы за дефицитную (и горящую!) путевку в Париж. В Париж! В советские-то времена! И ведь, паскудник, не скрывал, что отдает с наценкой — надо же, мол, что-то и себе в карман положить. Иначе бы просто не поверили.
Самый главный ход заключался в строгой секретности. С каждой сотрудницей отдела переводов Юркевич беседовал приватно и брал с нее обещание не трепаться в отделе, иначе путевку могут и перехватить.
Таким образом, заработав несколько тысяч и пообещав дамочкам ждать звонка из профкома, Юркевич отбыл в Сочи. Его повязали через десять дней в компании шлюх и местной шпаны, прожигающим в ресторане последние сотни. Суд был строг и неумолим.
Довженко пару раз прибил Жанну, но в конце концов простил ей потерю трехмесячного бюджета. Казалось бы — поохать и забыть.
Но Жанна не забыла.
Юркевич отмотал срок, освободился за примерное поведение на пять лет раньше, отсидев всего полтора года, и снова появился в городе.
— Не знаю уж, — продолжала Вера Ефимовна, — попался ли он ей на улице случайно, или Жанна, вызнав о его появлении, сама пришла к нему. Факт тот, что Жанна бросает мужа, как раз недавно получившего повышение по службе, и уходит к только что освободившемуся из заключения мошеннику. Может быть, это была любовь, как вы думаете? — спросила меня Вера Ефимовна.
Я заметила, что ее глаза подернулись слезной поволокой. Чужие страсти всегда волнуют, когда собственную жизнь считаешь пресной и скучной, это давно известно. Когда же ты живешь, что называется, «на последнем дыхании», то чужие романы волнуют тебя меньше всего.
— Очень может быть, — участливо подтвердила я. — Но разве Жанна не понимала, что Юркевич может очень скоро снова оказаться за решеткой? Неужели она надеялась его перевоспитать?
— Не думаю, милочка, — покачала головой Вера Довженко. — Скорее наоборот.
Я давно заметила, что разговор о проблемах общих знакомых, даже шапочных — я ведь едва знала Довженко — сближает между собой двух женщин особенным образом. Возникает колорит доверительности, позволяющий раскрыть самые тайные мысли и желания.
Кстати сказать, именно такой способ «влезания в душу без мыла» рекомендовался нам на разведкурсах в отряде «Сигма». Помнится, во время практических занятий — они назывались «Развяжи язык подружке» — я всегда получала только отличные оценки.
Вера Ефимовна незаметно подвинулась ко мне и во время разговора порой осторожно касалась моего плеча, стараясь привлечь внимание к тому или иному аспекту своей истории — особый знак доверительности, если принять во внимание существующую систему жестов.
— Я, знаешь, что думаю, — Довженко незаметно перешла на «ты», — Юркевич, мошенник этот, раскрыл в ней что-то такое, о чем она и сама не подозревала. Ведь как бывает? Живет человек, бед и забот не знает. А почему? Потому что себе в душу заглянуть боится или не хочет.
Я вздохнула.
Это мне как раз было очень хорошо знакомо. Кто бы из моих одноклассниц мог подумать, что Женя Охотникова, веселая подружка шумных игр в далеком Владивостоке, через несколько лет будет обучаться на профессиональную шпионку на секретной базе в Подмосковье?
— И тут появляется человек, — продолжала Вера. — Он-то тебе все про тебя и расскажет. Даже не словами. Взглядом или намеком. Ты, мол, вовсе не примерная домохозяйка, не работник отдела переводов в каком-то задрипанном НИИ. В тебе, мол, живет душа бандитки Мурки и авантюристки международного масштаба.
— И она все бросит и пойдет за ним, — кивнула я. — Ох, как это меня пронимает! Ведь бывает же такое с людьми!
Я незаметно стала подлаживаться под восторженный стиль собеседницы.
Недаром в отряде «Сигма» меня прозвали Хамелеоном — по названию спецкурса тотальной мимикрии, который преподавали нам спецы из контрразведки.
Курс включал в себя несколько разделов — лингвистический, визуальный и поведенческий. Эти уроки я усвоила на всю жизнь…
— Короче, — закончила свое повествование Вера Ефимовна, — Жанна не стала поддаваться на уговоры мужа. Ушла, и все. Хорошо, хоть детей у них не было, а то бы и детишек бросила, право слово.
Довженко достала очередную пачку и, стерев с губ платком остатки помады, прикурила. Загнав ментоловую сигаретку в угол рта, она продолжала:
