Я сразу подумала, что эти люди задумали кого-то убить! Хотя
они и не произносили слово «убийство». Но зато было сказано: «разделаться с
ним». У меня от страха подкосились ноги. Мне захотелось немедленно испариться.
И тут я дала маху. Нужно было осторожно отойти от двери, подняться по лестнице
и тихо выйти. Потом где-нибудь спрятаться и понаблюдать. Тогда я узнала бы
наверняка, кто были те двое. Но я до ужаса испугалась, побежала и споткнулась
на лестнице. Загремела, как кастрюля… Кажется, они успели меня увидеть, когда
выскочили на шум… Или же они ничего не увидели? Я ведь буквально взлетела наверх!
Господи, хоть бы не увидели.
Теперь я не знаю, что делать. Рассказать С.Ф.? А может быть,
Патрику ? Конечно, расскажу Патрику. И С.Ф. Или никому не рассказывать?».
Сабина сидела на диване, тупо уставившись в блокнот.
Убийство?! Она ожидала чего угодно — разоблачения финансовых махинаций, бурного
выражения чувств… Но такого?
Из-за двери между тем послышались голоса, какой-то шум и
шаги. Они были громкими, словно кто-то специально топал, возвещая о своем
приближении. Наконец шаги замерли, и голос Тверитинова спросил:
— Сабина, вы оделись? Нужна ваша помощь.
Она молниеносно спрятала дневник обратно в пакет, прыгнула к
двери и поспешно ее открыла, улыбаясь широко и оптимистично. Однако голос ее
подвел, и она тонко проблеяла:
— Чем я могу вам помочь?
Именно так построила бы фразу какая-нибудь иностранка,
изучающая русский на вечерних курсах.
Тверитинов смотрел на Сабину сверху вниз, не мигая. Была у
него такая привычка. С помощью этого трюка он всегда получал дополнительные
очки, потому что под прямым и неподвижным взглядом люди обычно начинают
нервничать.
Сабина тоже нервничала. Особенно сейчас. Ведь она только что
узнала, что на его фирме творятся страшные вещи — знает об этом Тверитинов или
нет?
Впрочем, паниковать рано: Аня Варламова могла и ошибаться. В
конце концов, она сама подчеркнула, что никто не произносил слово «убийство».
Кроме того, планировать убийство и даже говорить о нем — совсем не то, что
отважиться на него. Слишком страшное это дело.
Нет, нужно немедленно дочитать дневник до конца. Сабина
чувствовала себя так, словно ей всучили горячий пирожок, а она не смеет
перекинуть его из руки в руку. Вероятно, ожог будет сильным, очень сильным.
— Приехал врач, он настаивает на госпитализации, —
сказал Тверитинов. — Я помогу Вадиму дойти до машины. Вы можете подержать
дверь?
— Разумеется, — засуетилась Сабина. Уложив
референта на диван и накрыв его одеялом, она решила, что сделала для него все
возможное, и теперь испытывала неловкость.
У нее были и другие причины испытывать неловкость. Она
только что ходила перед новым боссом полуголой. Орала на него. Ела продукты из
его холодильника. И она подозревает его в ужасных вещах.
— Я тоже уезжаю, — сообщил Тверитинов, оглянувшись
на нее через плечо. — На сегодня вы свободны. Отправляйтесь домой. И
заберите с собой вашего представителя.
— Да нет же, это ваш представитель! — возмутилась
Сабина.
— Но коньяком его поили вы, — парировал
тот. — Так что он целиком на вашей совести.
Сабина обреченно вздохнула. Саблуков, воспылавший к ней
любовью, по-прежнему обретался на кухне, и выкурить его оттуда наверняка будет
непросто. Поймав ее взгляд, Тверитинов ворчливо добавил:
— Я вызвал для него такси, оно уже у подъезда. Когда
спущусь, назову шоферу его адрес и оплачу поездку. Ваша задача — спустить
канадского представителя вниз. Если не получится, призовите на помощь консьержа
— он безумно чуткий.
— Спасибо, — выдохнула Сабина.
К ее великому облегчению, Саблуков безропотно оделся и
отправился восвояси, напоследок оторвав этикетку от опустевшей бутылки коньяка.
Из окна такси он махал ей рукой и даже завел какие-то стихи, но таксист нажал
на газ, и поэтические строки потонули в реве мотора.
Сабина несколько секунд стояла на месте, провожая глазами
умчавшийся автомобиль, после чего развернулась и бросилась обратно в квартиру.
Там ее ждал дневник Ани. Сейчас самое время присобачить его на место, к дну
шкафа. Вначале прочитать и потом присобачить. Может быть, зря она выбросила
обложку?
Через несколько минут Сабина поняла, что у нее в любом
случае нет шансов. Дверь спальни Тверитинова оказалась заперта. Не закрыта, а
именно заперта. На ключ. Она даже вообразила себе этот ключ — длинный и
холодный, с затейливой бородкой, покоящийся в глубине кармана вместе с
завалявшейся мелочью и чеком с бензоколонки. Все понятно: Тверитинов ей не доверяет.
Неужели понял, что она заходила внутрь? Внезапная догадка заставила ее
покрыться холодным потом. В спальне наверняка установлены камеры слежения, и
новый босс видел, как она валялась на его кровати!
Нет, вряд ли. Тогда бы он уж точно ее уволил. И знал бы про
то, что она стащила дневник. А он, конечно же, не знает, раз спокойно уехал.
Наконец-то можно дочитать все до конца, не опасаясь, что
тебя схватят за руку. Сабина села на диван, но даже не откинулась на спинку —
так была напряжена. Строчки прыгали перед глазами, и ей пришлось прижать нужную
указательным пальцем.
«Я рассказала Патрику про кафельную комнату. Он страшно
расстроился и целый вечер переживал. Потом предложил мне обратиться в „русскую
полицию“. Потому что я дорога ему, и он боится, как бы со мной чего не
случилось. Весь следующий день он звонил мне через каждые полчаса —
беспокоился. Но мне почему-то не хочется обращаться в органы. Представляю, что
будет, когда менты заявятся в офис и начнут всех допрашивать! А я буду
выглядеть Павликом Морозовым. Ужасно.
Хотела выложить все С.Ф., но из-за того, что я забыла
сообщить ему про какой-то дурацкий звонок из Дании, он на меня злится».
Следующая запись была сделана другой ручкой. И вообще сильно
отличалась от предыдущей — почерк изменился, и буквы плясали папуасский танец,
наскакивая друг на друга.
«И как я раньше ничего не замечала?! Стоило только
заподозрить неладное, как все странности сразу полезли наружу! Здесь происходит
нечто нехорошее, я нутром чувствую. С этой эксклюзивной бумагой что-то не так.
Теперь я никому не доверяю, даже Эмме, которая обо мне печется. И зачем только
меня занесло на эту работу?! Впрочем, в противном случае я бы не познакомилась
с Патриком! Мы столкнулись на улице, когда я выходила после собеседования.
Тверитинов подписал приказ о моем зачислении в штат, и у меня голова шла
кругом. Патрик едва не сшиб меня своим автомобилем. Он был такой шикарный! Они
оба были шикарными: и автомобиль, и водитель. Я даже вообразить помогла, что
красавчик американец на меня западет! Но теперь у нас все серьезно.
Патрик страшно волнуется за меня. Он живет здесь уже полгода
и наслышан о русской мафии. Ему кажется, что мне нужно или написать заявление в
КГБ, или уволиться. Об увольнении я и сама подумываю. Но С.Ф. слишком хорошо
платит, и другого места с подобным окладом у меня на примете пока что нет. А
если я скажу Патрику, что мне не на что жить, он подумает, будто я нацелилась
на его деньги».
