— Ничего у меня не пропало. Да и нечему там пропадать!
Что у меня есть-то?
— А почему сигнализация не сработала? —
скандальным голосом спросил завхоз, подтягивая штаны. Они пузырились на
коленках и вообще выглядели не слишком изящно.
— Потому что внутри еще кое-кто оставался, —
процедил Максим. — Кое-кто, перебравший пива! Разумеется, он будет
наказан, — Колька, что ли? — не поверил Роман Валерьянович и хлопнул
себя руками по бокам. — Безъязыков? Может, это он, того… Сигаретку затушил
не там, где следовало?
— В моем кабинете? — переспросил Чагин, кинув
осторожный взгляд на Сабину, которая отчего-то не могла оторвать от него глаз.
Плащ она расстегнула, и испорченную юбку было отлично видно. — А вас чего,
пожарники окатили? Если ноги мокрые, то как пить дать заболеете.
— Черт, это я виноват! — спохватился
Максим. — Сабина, пойдем скорее, сядешь в машину.
— Я поеду вслед за вами, — заявил Тверитинов не
терпящим возражений тоном. — Сабина подвезет тебя к дому, а я подвезу ее
до ее собственного автомобиля.
Максим некоторое время переваривал информацию, после чего
неохотно согласился:
— Ладно, давай так. Если Сабина не против.
Они вышли из офиса на темную стоянку, под порывы холодного
ветра, задиравшего одежду.
— Это же логично, — продолжал вслух рассуждать
Тверитинов. — Как иначе она доберется до дому? Ее машина в моем дворе,
верно?
Сабина их не слушала: она стучала зубами и мечтала о горячей
ванне. Максим ей очень нравился, и, возможно, в другое время она с
удовольствием смаковала бы эту симпатию. Но сегодня случилось столько всего,
что на чувствах просто некогда было сосредоточиться. Взять хотя бы те ужасные
подозрения, которые она черпала из дневника Ани Варламовой. И вот еще что! Она
забыла спросить у Максима, когда Аня уволилась и сколько вообще проработала на
том месте, которое теперь занимает она сама.
Оказавшись за рулем «Фольксвагена», Сабина некоторое время
осматривалась, примериваясь к новой машине.
— Да, жуткий получился вечерок, — вздохнул
Максим. — Надеюсь, ты не веришь в приметы?
— Это смотря в какие, — пробормотала она, трогаясь
с места. Тверитинов включил фары и двинулся вслед за ней.
— Ну… Началось все бурно. Наше знакомство, я имею в
виду. Не каждый день натыкаешься на типов, размахивающих железяками. Потом мы
хотели хорошо провести вечер, но даже не смогли поужинать. Странная киоскерша,
странный ресторан, странный поджог…
— Будем считать это цепью ужасных случайностей, —
примирительным тоном сказала Сабина.
Лучше бы он не говорил про приметы. Не то чтобы она была
суеверной, но все же как-то неприятно думать о том, что твое поступление на
работу и знакомство с привлекательным мужчиной вызвало оживление неких темных
сил.
— Мое приглашение на ужин остается в силе, — напомнил
Максим. — Ты не забыла?
— Давай ты сначала подлечишь руку, — стесненно
ответила она.
Фары тверитиновского автомобиля смущали ее, как будто он не
только сидел у них на «хвосте», но и мог слышать все, о чем они тут
разговаривают.
— А что рука? Думаю, уже завтра я смогу спокойно
управляться с делами. — Он помолчал и сердито сказал:
— Хочешь правду?
Сабина быстро и тревожно посмотрела на него, но все-таки
кивнула.
— Сергею не понравилось, что он увидел нас вместе. Это
какой-то начальственный бзик, не иначе. И теперь вместо того, чтобы поцеловать
тебя на прощание, я должен буду по-товарищески пожать твою руку. Гутен нахт,
геноссе Сабина!
— Да, жаль, что у тебя нет шторок на заднем
стекле, — с серьезной миной отозвалась она.
Мысль о том, что Тверитинов едет следом, чтобы не дать им с
Максимом поцеловаться, здорово ее развеселила. — Мою предшественницу он
тоже отслеживал, как строгий гувернер?
— Вот уж не знаю. — Максим никак не мог справиться
с раздражением. — Она уволилась перед тем, как я пришел в «Бумажную
птицу». Я ее даже ни разу не видел.
— Правда? — Сабина испытала внезапное облегчение.
Слава богу! Если на фирме и творятся какие-то темные делишки, то Максим в них
не замешан. И к нему не относится страшное слово «ОН», которое так напугало ее,
когда она читала дневник Ани Варламовой. И тогда… Тогда… Если что-нибудь
случится, она сможет обратиться к Максиму за помощью.
Сейчас она, разумеется, не станет ему ничего рассказывать.
Во-первых, дневник еще не дочитан до конца. Во-вторых, Максим и Сергей —
двоюродные братья, своя кровь. Кто поручится, что один брат не пойдет к другому
и не выложит все от начала и до конца? И тогда Тверитинов призовет ее к ответу.
Придется рассказывать, как она забралась к нему в спальню, потеряла сережку, полезла
под шкаф, обнаружила блокнот, вытащила его и прочитала. Нет, нет и нет! Это
просто невозможно. Она будет молчать.
Максим объяснял, куда сворачивать, и они довольно быстро
добрались до места. Во дворе было тесно, и машина еле-еле протиснулась в узкую
щель между тротуаром и гаражами-ракушками, наставленными как попало. Морда
тверитиновского автомобиля всунулась вслед за ними. Они зарулили на крохотную
стоянку, где обнаружилось свободное место. Тверитинов ждал.
— Смотри, он погасил фары, чтобы видеть, как мы
прощаемся, — мрачно сказал Максим. — Просто не узнаю его.
Сабина засмеялась и повернула ключ в замке зажигания.
— Не стоит разочаровывать начальника. Он обязательно
должен увидеть что-нибудь стоящее.
Она наклонилась и хотела поцеловать Максима в щеку, но он
подставил губы. Поцелуй получился мимолетным, но очень волнующим. Незнакомый
запах, незнакомые ощущения… Приятные, пожалуй. Они выбрались из машины на
улицу, и Максим быстро ушел, оглянувшись только раз, уже возле двери подъезда.
Сабина потрусила к машине Тверитинова, которая тихо рычала
сзади. Он не вышел и не открыл для нее дверцу, а просто ждал, когда она займет
место рядом с ним. В салоне пахло кожей и очень ярко — ванилью, вероятно, он
только что повесил на зеркальце новый освежитель воздуха.
— Все? — спросил Тверитинов, дождавшись, когда она
устроит ноги и запахнет полы плаща.
— А почему вы выключили фары? — ляпнула она.
— Потому что стоял на месте. Зачем пугать старушек
ярким светом?
Никаких старушек во дворе не наблюдалось. Да что там: ни
одной вшивой кошки не было видно в палисаднике. Голые кусты растопырили в
стороны ветки, да одинокий «гриб» детской песочницы торчал среди черного
газона. Как сотни других дворов, этот казался неуютным и заброшенным. По
тротуару время от времени проходила скорым шагом какая-нибудь фигура, но быстро
исчезала во тьме — было уже поздно, и люди торопились спрятаться в квартирах.
Гулять во дворе собственного дома поздно вечером давно уже не приходило никому
в голову. Только хозяин какой-нибудь собаки Баскервилей мог позволить себе
подышать свежим воздухом и поглазеть на звезды, покуда его любимица шныряет
между тесно припаркованными автомобилями.
